На эти слова можно не отвечать. И уж тем паче незачем говорить вслух, что шайтан, не шайтан, но кто-то действительно… словно бы пихнул под руку. После чего и прозвучал тот выстрел, нелепо и не ко времени: аркебуза-то была лишь на всякий случай, ей нужно было молчать, говорить предстояло ножу и удавке…
Так что выстрел, получается, спас, а не погубил султаншу. И тех, кто с ней.
– Или ты отчего-то не чувствуешь в себе сил, чтобы убить?..
Это человек в зеленой чалме не чувствовал в себе силы: он даже назвать того, кого было приказано убить, не решился. Сначала показал правой рукой рост, невысоко над землей, словно имел в виду маленького, но уже ходячего ребенка. Потом, спохватившись, развел ладони перед грудью, как если бы что-то держал в руках: небольшое, размером с поленце…
Или с младенца.
В данном случае слова прозвучали как вопрос, но на них тоже необязательно было отвечать. Хотя возник соблазн произнести все вслух, назвать того, кого надлежало убить, его именем, упомянуть заодно, чей он сын… И посмотреть, как испуганно вскочит человек в зеленой чалме, как завертится он, заозирается в тревоге по сторонам, – хотя ведь некому здесь подсмотреть и тем более подслушать.
Да, возник соблазн. Но увечный янычар ему не поддался.
На самом-то деле ему приходилось убивать людей всякого возраста – и роста тоже. В том числе такого, как только что показал человек в зеленой чалме.
– Если так, то знай: тебе дана фетва! За этот поступок на тебе нет греха перед Аллахом, как и перед людьми…
Фетва. Ну да, фетва. Решение, которое может сформулировать лишь вероучитель высшего разряда. Полезное дело – фетва: даже сам великий султан Сулейман Кануни счел для себя обязательным обзавестись фетвой, когда, нарушая собственную клятву, отдал приказ о казни своего визиря и друга Ибрагим-паши…
А вот нынешнему султану не понадобилась фетва, чтобы казнить собственного единокровного брата. Впрочем, понадобилась бы – он и получил бы ее: оформленную по всем правилам, а не упомянутую устно.
– Смотри же, Туфангчи. Да, греха на тебе нет, а значит, и перед людскими законами ты чист, но тем, кто может встретиться тебе на пути, этого не объяснить. Поэтому на сей раз все должно произойти… тихо!
– Велика твоя мудрость, мой господин. – Тот, кого сейчас назвали Туфангчи, подал голос впервые с того мгновения, как вошел в тайную комнату. Маленькую комнату без окон, в неприметном здании, владельцев которого никто и никогда не свяжет с резиденцией Хаджи Мехмеда Эсадуллаха-эфенди, уже семь лет как удостоенного высокого звания шейх-уль-ислам. – Мои уши услышали, что сказал твой язык.