Она всхлипнула.
– Не бойся, – повторил Картал. – Ведь наш Жаворонок не боится: ни в хауз с подкидной доски нырять, ни в море с борта ладьи. Слышишь, поет!
Положим, Тургай не пел, а орал что-то воинственное и задорное, стремясь перекричать младших мальчишек (похоже, Канбар был среди них, его голос Кёсем узнавала увереннее прочих) и близняшек, сестричек Икизлер, чей двуголосый щебет трудно с чем-то перепутать.
– В море с борта ладьи… Ты хоть следишь за этим?
– Он уверен, что нет, – улыбнулся Картал. – Как и Атмаджа в его возрасте был уверен, и девчонки… Да и мы с братом в свое время тоже были полностью убеждены, что за нами никто из старших не следит. Даже во время самых рискованных проказ.
– Каких? Нет, постой, – Кёсем испуганно прижала ко рту ладонь, – лучше мне этого не знать.
– И то верно, – в глазах Картала мелькнули лукавые искорки, – иначе поневоле будешь на Жаворонка все это примерять… Хотя вообще-то, – он помрачнел, – в самую опасную пору нашей с Доганом жизни за нами и вправду присмотра не было.
Кёсем не ответила. Ей тоже было понятно, о какой поре речь. Именно в ту пору она, тринадцатилетняя луноликая гёзде, впервые увидела близнецов Крылатых. Почти своих ровесников, всего на неполный год старше.
Картал потянулся к ней, но она вдруг отстранилась, сама изумившись этому. Плотно прижала к груди верхнюю простыню, словно неведомым образом превратилась сейчас в ту самую гёзде, бестолковую и нетронутую девчонку, которая вместе с подругой – «свои парни» в компании подростков… пускай один из них наследник престола… И не понимает она, эта гёзде, отчего вдруг у нее странно сжимается сердце при взгляде на одного из Крылатых, отчего ночами в их девичьей опочивальне она мечется на тюфяке, будто кто-то невидимый сжимает ее в объятиях, а наутро не может вспомнить своих сновидений… отчего после таких ночей ее вдруг как волной накрывает зависть к лучшей подруге, которая обещана другому Крылатому…
Беспричинная зависть. Ведь, казалось бы, все наоборот: это подруга ей завидовать должна! Как не завидовать той, которой предстоит отдать свою девственность повелителю правоверных, разделить с ним ложе?!
Ложе…
Они сейчас лежали не на тюфяке, сколь угодно мягком, а на огромной кровати. Такой, которую Кёсем только в султанской опочивальне и видела… То есть в точности такой. Даже странно, что она это лишь сейчас заметила. А впрочем, чего тут странного: уже уверенные, что под этим кровом между ними ничему не быть, они с Карталом, едва оказавшись наедине, вдруг кинулись друг на друга, как огонь на солому… Так что сперва пришлось утомиться и заново отдохнуть, чтобы хоть что-то из убранства комнаты заметить.