– Деньги-то чего считать? – злюсь я.
– Лиза… Мама говорит, их столько еще предстоит потратить…
– Но за еду-то горячую мы в состоянии заплатить?!
– Главное, чтобы ему досталось хоть немного.
– А кому ещё?
– Там сто человек.
– В одной комнате?!
– Да.
Меня передёргивает. Папа, папа, милый папа, Хлеб-с-Вареньем и детские рассказы… Как он сможет там продержаться?!
– Я напишу ему!
– Пиши… Маме отдашь. Она завтра опять поедет. Опять попытается лекарства пропихнуть. Говорит, ей пропустить работу придётся. Как бы не выгнали. А она ведь теперь одна будет деньги зарабатывать…
Мы молчим. Я не осмеливаюсь возмущаться про деньги. Они ведь все правы – никуда без них.
– Ир… А адвокат что говорит? Отпустят его?
– Этого никто не знает.
– Но надежда есть?
– Надежда есть…
Мы опять молчим. Вдруг Ира порывисто вздыхает и обнимает меня. Я сразу вспоминаю себя и её на этой кровати, прыгающими под музыку. Да, это всё-таки был Джо Дассен.
Я вижу в оконном стекле Костю. Он возникает на пороге.
За окном темно, а в прихожей яркий свет, Костя хорошо отражается.
Смотрит на нас. И тихонько уходит.
А ночью я лежала и думала о том, что Ирка всё-таки может обсудить всё с Костей. Бабушка – с дедушкой. У меня есть мама. Но я боюсь её расстроить. Она иногда все слова шиворот-навыворот понимает, а говорить цифрами я пока не научилась.
Нужен мне человек «моего калибра» (папино словечко). Вот Андрюша – моего.
Жаль, что всё кончилось.
Я лежала, смотрела на звёзды, которые приклеивали к потолку ещё мы с Иркой (у половины отклеились уголки), слушала, как у соседей внизу безнадёжно кричит ребёнок, и вспоминала, как всё получилось с Андрюшей.