– Тут, – пыхтела она, – нужна не женская сила…
Грустно мне стало, просто ужас. Это же в первый раз, когда мы на дачу без папы приехали. Я подумала, что теперь каждое дело будет этими мыслями сопровождаться. Это папа делал, то папа делал. А вот это без папы – вообще никак. Например, грядку под картошку вскопать.
Я прошла на кухню и увидела её. Картофеледавилку…
…Папа с хитрой улыбкой появился в дверях кухни, опёрся руками о дверной косяк и наклонил голову.
– Отгадайте, что я купил?
На локте у него с шуршанием покачивался обычный синий пакет. Папино лицо было тёмным-претёмным от загара, лоб блестел от пота. Он тяжело дышал, жевал жвачку, но взгляд у него был такой задорный, словно он готов вытащить из кармана, посреди июльской жары, палочку с бенгальским огнём.
А у мамы как раз подгорала рыба. Кусочки морского языка, тщательно обваленные ею в муке и соли, насмерть прилипли к чугунной сковородке, которую она из принципа не хотела менять на новую.
Так что мама стояла вся распаренная, с красным лицом и ковыряла рыбу то лопаткой, то вилкой, с грохотом бросая их в раковину, и приговаривала:
– Ах, чтоб тебя! Вот зараза! Ну ты подумай! На секунду отвлеклась!
Так что угадывать содержимое пакета пришлось мне.
– Новый половник?
– Не-а!
Папа с очень довольной улыбкой вытащил из пакета какую-то штуковину, похожую на тяпку, только маленькую и пластмассовую.
– Вот! Вот что это такое! Кто угадает, тому приз! А? Мама бросила на штуку взгляд и хмуро ответила:
– Картофеледавилка!
Папа надул губы и сделал брови домиком.
– Ну вот… Так нечестно. Ты знала? Или угадала?
– Объясните мне, – потребовала я, – зачем давить картофель? Сок из него, что ли, делать?
– Вот именно, – тихо сказала мама, с сожалением выкладывая из сковородки ободранные с одного бока кусочки рыбы, – зачем давить ею картофель, если есть толкушка?
– Толкушка – это толкушка, – заспорил папа. – А это специальное приспособление. Пюре делать. Люди специально его придумали.
Мама молчала, скребла сковороду, теперь уже губкой и под струей воды.
– Ну вот, – повторил папа и повернулся вокруг своей оси, – я так не играю…
Он положил «давилку» на стол и пошёл к себе в комнату. Мама посмотрела ему вслед и вдруг, словно что-то вспомнив, прошептала:
– Ой… Обиделся! Иди скорее за ним, похвали давилку. А то прихватит писательский кризис.
Я пошла к двери.
– Давилку он купил, – услышала я за спиной мамино ворчание. – Лучше бы сковородку новую привёз.
Папа сидел за ноутом, который обязательно привозил с собой на дачу, чтобы писать рассказы. Сколько бы я новое приспособление ни хвалила, он мне уже не верил.