— Но это не так просто, — говорю ему, крепче держась за его рубашку.
— А что-нибудь когда-нибудь бывает просто?
— Нет, — говорю я. — Просто это…я не хочу, чтоб моя мама беспокоилась обо мне.
— Твоя мама?
Я киваю. Делаю глубокий вдох, призывая силы.
— Да. Ей семьдесят, и она не слишком хорошо себя чувствует. Ей не хорошо с тех пор, как умер мой отец. Это произошло семь лет назад. Я кажется единственная в семье, кто действительно беспокоиться о ней. Забоится. Все мои братья, у них собственные жизни и у большинства есть своя семья. Они просто не обращают на нее внимания. Они все полагают, что я буду всегда заботиться о ней, словно это моя работа. Но это не моя работа. Я делаю это, потому что люблю маму больше всего на свете, и потому что она заботилась о нас. Я делаю это, потому что она заслуживает гораздо большего, чем быть вдовой в том же самом доме, где жила вся семья. — Я прерываю свой сбивчивый рассказ, не забывая дышать. — Она счастлива со мной и той работой, которая у меня есть. Она стабильная. Надежная. Я хочу быть для нее надежной и стабильной, насколько могу. Я не уверена, сколько ей осталось, и мысль о том, что я потеряю ее…это добавляет мне беспокойства. Разрушает меня.
Минуту Лаклан ничего не говорит. Далеко на заднем плане слышен пьяный смех, но он исчезает. И ночь продолжается.
— Похвально, — наконец говорит он. — Кайла, ты хорошая дочь и она это знает. Но я уверен, твоя мать хочет для тебя лучшего. Того, что сделает тебя счастливой.
Чувствую, как вопрос горит на моих губах, и я делаю все возможное, чтобы его удержать.
Но он может почувствовать изменения в моем теле. Наклоняет голову, чтобы посмотреть на меня сверху вниз.
— Что?
— Ничего, — говорю я
— Можешь спросить меня, — уговаривает он.
Сглатываю.
— Ты знаешь свою мать? — тихо, затаив дыхание спрашиваю я, опасаясь, что он может взорваться.
Он смотрит на меня, прямо в глаза, и я смотрю в его, едва различимые в тусклом свете. Он медленно облизывает губы, кивая.
— Моя мать оставила меня, когда мне было пять. Она была моей единственной семьей. Хотелось бы верить, что она хотела для меня лучшего. Не думаю, что она понимала, что этот поступок сдает со мной. Каким я стану.
Каким я стану.
Слова эхом отдаются в моей голове, резким и впечатляющим в этой темноте, в этом уединении.
Кем он стал?
Кто этот человек-зверь, которого я обнимаю.
Я больше всего на свете хочу это выяснить.
Я смотрю на него вверх, желая больше, чем он дал мне. Он смотрит в сторону, хмурясь, словно ему больно, голова свисает вниз.
— Знаешь, я никогда и никому не говорил так много о том, что случилось, — хрипло говорит он, от глубины его голоса кожу на руках покалывает.