Но этого не случилось. Утром, несмотря на то, что утренний стояк не был чём-то необычным для последних семи дней что я в Эдинбурге, он был очень ненасытным и чрезвычайно ласковым. Но на этот раз все было как-то по-другому. Я чувствовала, что он хочет не только обладать моим телом, но и всем, что к нему прилагается. Манера, с которой его взгляд прожигал меня, был сродни величайшей жажде.
Совершенно очевидно, что я не жаловалась. После случившегося прошлым вечером, мне самой надо было почувствовать себя ближе к нему.
Я не могу лгать, то, что он сказал, напугало меня, и, в то время как я думала, что поняла его, по крайней мере, немного, все это пристрастие к метамфетамину и жизнь на улице просто убили меня. Все было намного, намного хуже, чем я могла себе представить, и с каждым искренним, неподдельным словом, выходившим из его рта, мое сердце разрывалось. Не удивительно, что он был настолько напряженным, таким разбитым, таким неверно понятым. Мужчина прошел весь ад вдоль и поперек, и, несмотря на то, что он, словно феникс из пепла, поднялся, чтобы стать человеком, которым стал, дым все еще липнет к нему. Я это чувствую.
И это меня пугает. Страх, что еще не все кончено. Потому что, как это может закончиться? Как человек может пройти через все это и так легко отделаться? Вы не можете. Даже с самой лучшей терапией и лучшими лекарствами сможете ли вы когда-нибудь справиться с тем, что от вас отказались, усыновили, с наркотиками и бродяжничеством. Одна вещь ужаснее другой, и просто тот факт, что он жив и здоров, удивляет меня.
Но я не хочу жить в страхе за него, и не хочу верить, что в любой момент он может оступиться, даже если я недостаточно наивна, чтобы игнорировать некоторые вещи, такие как его отношения с алкоголем. Я хочу, чтобы он продолжал быть сильным, могучим, великодушным. Гордый зверь. Я хочу, чтобы он не стыдился того, кем он был, потому что это лишь сделало его удивительным человеком. Хоть я и знаю, он думает совершенно по-другому, знание правды о Лаклане заставило мое уважение к нему взлететь до небес.
И теперь, теперь я действительно понимаю его страсть к собакам, то, что он спасает «плохих собак», которых отвергли и забыли. Он, в прямом смысле слова, жил так же, как и они, завися от доброты незнакомцев.
Тем не менее вот она я, собираюсь пойти на стадион, где буду свидетелем того, как он вытащил себя из под обломков.
— Теперь я должен предупредить тебя, — говорит он мне, проводя ключом-картой по замку у одного из задних входов. — Ты можешь заснуть. Мы еще не совсем разыгрались. Я сегодня буду работать над увиливанием от ударов, особенно учитывая, что у меня есть склонность сбивать людей.