Когда Тошио пришёл в дом и увидел ее на кухне, не реагирующей на слова, он вызвал скорую.
Они сказали, повреждения указывают на то, что она достаточно долго пролежала на полу.
Я задумываюсь о том времени, когда звонила ей, чтобы рассказать свои новости.
И она не ответила.
Могло это быть в то же самое время? Могла ли я быть настолько эгоистичной в своём стремлении остаться с Лакланом, что звонила ей, чтобы рассказать это, пока она страдала от гребаного инсульта?
Отвращение к самой себе достигает иного уровня.
Затем врач говорит, что ее ввели в состояние искусственной комы в надежде снизить внутричерепное давление и избежать отека мозга. Это поможет избежать последствий и нежелательного некроза и у мозга есть шанс на выздоровление.
— И каковы шансы на выздоровление? — тихо спрашиваю я. Смотрю вокруг на лица своих братьев и поражаюсь, насколько угрюмыми они выглядят. Они уже знают. Конечно же, они уже в курсе. Шансы не велики.
Врач натянуто улыбается мне.
— Пока мы не можем сказать наверняка. Это зависит...если отек спадёт, тогда мы сможем попытаться вывести ее из комы и посмотреть сможет ли она очнуться, и на каком уровне находятся ее показатели.
— Сможет ли она очнуться? — недоверчиво спрашиваю я.
— Наша задача как можно скорее вывести ее из комы. Мы не хотим дольше необходимого держать ее в этом состоянии. Но все ещё существует риск. Мы никогда, даже если мы уменьшаем воздействие, не знаем, очнётся ли пациент. Но иногда это единственный шанс, который у нас есть. — Она сочувственно наклоняет голову. — Когда мы решаемся ввести пациента в кому, мы уже говорим о крайностях. У вашей мамы впереди трудное время, вам всем надо быть очень сильными.
Я почти падаю в обморок. Хватка Стеф на моей руке становится сильнее, удерживаясь меня в вертикальном положении.
— Могу я ее увидеть? — шепчу я.
Врач кивает.
— Конечно, идите за мной.
Мы входим в ближайшую комнату, и она открывает шторы.
Там лежит моя мама.
Но это не моя мама.
Моя мама всегда была маленькой, но никогда такой крошечной. И не такой старой.
Это маленькая умирающая женщина, с серой, почти прозрачной кожей, болезненно худая, к ней присоединена куча приборов. Они издают звуковые сигналы, контролируя ее, единственный признак того, что она не умерла. Минуту я смотрю, как на мониторе бьется ее сердце, затем смотрю снова на неё, пытаясь сопоставить две картинки, доказательство того, что она жива.
— Это не она, — шепчу я, поднося руки ко рту, ожидая, что кто-нибудь согласится со мной, скажет мне, что все это большая шутка. Но никто ничего не говорит. Количество боли между нами ошеломляете. Я даже не в силах осознать все это, и мой мозг снова отключается. Словно нажали выключатель.