Всё это было как-то уж очень необычно. Егор, конечно, мог допустить, что на территории завода втихаря велись какие-нибудь секретные разработки, или имелись такие дополнительные производства, о которых знал лишь очень узкий круг лиц вышестоящего руководства. Однако, при более глубоком анализе ситуации, становилось ясно, что такое предположение вряд ли выдержит хоть сколько-нибудь здравой критики: информация о подобном производстве, если бы оно существовало в стенах их завода, все равно, рано или поздно, просочилась бы вовне. Слухи даже об очень секретном проекте вряд ли удалось бы полностью перекрыть.
Внезапно Егора вновь охватил жар. Он вдруг снова подумал о словах дочери. «Что она там говорила о каких-то таинственных дверях, которые видит по ночам?»
Мысли его стали путаться, и Егор решил: нужно, во что бы то ни стало, поскорее покинуть это невероятно странное место, и вообще, забыть про него.
Проходя мимо того самого стола, над которым висела точная копия его собственной репродукции картины Клода Моне, Егор вновь остановился. Его разум вдруг сжался в комок, словно бы всеми силами отказываясь помогать тому, что Егор намеревался сейчас сделать.
«Нет-нет, этого просто не может быть» – он опять принялся упрекать себя за излишнюю мнительность, однако сделал еще одно волевое усилие, направил фонарик на плакат, и наклонился ближе к мелким буквам, напечатанным в углу плаката, чтобы разглядеть их внимательней.
«Так, здесь напечатаны выходные типографские данные… тираж, номер заказа… Репродукция отпечатана в типографии «Нева» в… 2013 году. Елки-палки!!! А это еще что такое?»
Егор сам не помнил, как он выскочил из той комнаты и захлопнул за собой дверь. К его счастью, вокруг никого из людей не было, однако сам Егор вряд ли бы в этот момент заметил чьё либо присутствие, потому что находился сейчас в состоянии невероятного психологического напряжения. По спине у него бежали мурашки, волосы на голове шевелились, мысли бегали туда сюда.
Не замечая ничего вокруг, Егор быстрым шагом направился в сторону старого конструкторского отдела. Сердце его внезапно усиленно заколотилось после того, как он открыл дверь и увидел свой плакат на стене на том самом месте, где раньше стоял его рабочий стол…
Такого просто не могло быть!
Егор прекрасно помнил тот день, когда вёз в поезде купленную репродукцию Моне к себе домой. Тогда, выходя из вагона, он случайно зацепил краем свернутого в трубочку плаката обо что-то твердое, и правый нижний уголок бумаги перегнулся, образовав впоследствии на плакате надлом от загиба, который своим видом стал напоминать кривую букву «К». Дефект потом исправить так и не удалось, а та белая и тонкая, словно паутинка, «К» так и осталась досадным изъяном на темном фоне лакированной репродукции. И вот теперь жутким откровением для Егора стало то, что тот самый плакат, который висел над столом в таинственной подсобке, был не просто копией его собственной репродукции, отпечатанной в тот же год и в той же самой Петербургской типографии. Каким-то невероятным образом это тоже был ЕГО плакат!