Олеся лежала на полу в той позе, в которой ее оставил Дикий – полураздетая и без чувств. Глядя на нее, Сава не смог сдержать надрывного крика, преисполненного боли и ярости. Он упал на колени, осыпая поцелуями женщину.
– Олесенька, – испуганно бормотал он, тщетно пытаясь привести ее в чувство. – Олесенька…
Он заметил распухший подбородок любимой и заскрипел зубами.
«Я отрежу голову этой падали».
Он прижал ухо к груди Олеси, и лишь когда уловил равномерные удары сердца, у него вырвался огромный вздох облегчения.
Постанывая от напряжения, Сава поднял ее с пола и осторожно уложил на кровать. После этого он опустился перед телом сына. Из единственного глаза Савы выкатилась слеза. Подняв трупик младенца, он несколько секунд держал его в руках, нежно баюкая, как живого.
– Побудь пока с мамой, – шепнул он, кладя Гену возле Олеси. – Я за вами приду.
Выйдя из комнаты, он внимательно посмотрел на ключ, торчавший из замка.
«Надо закрыть их. Для их собственной безопасности».
Заперев дверь, Сава вышел наружу.
В усталое, воспаленное лицо ударил ночной ветер. Он вдохнул воздух полной грудью и посмотрел на Дикого. Егерь лежал в полной неподвижности, раскидав ноги. Его издохшие верные псы валялись рядом, словно мешки с мусором.
– Все будет хорошо, – глухо сказал Сава, трогая липкий от крови бок. Он пульсировал, и ему почудилось, что внутри, под кожей бьется еще одно сердце.
Фыркнув собственным мыслям, Сава заковылял к сараю.
Он был открыт. Как и та потайная дверь с бутафорскими полками дров.
Вздыхая, мужчина принялся спускаться вниз.
Разрешите, Сыроежка,
Налепить из вас пельмешки?
– Нет, нет, нет, еще раз нет!
И не дама я, а дед,
Сыроедыч Сыроед!
Шемякина Н.
Ягоды любят день, грибы – ночь и тень.
Поговорка
* * *
Зажим спал, и ему снилось, как время, будто пленка, отмоталось назад. Они все вернулись в тот знаковый день, когда с утра их компанию загрузили в автозак и повезли в суд.
Ходжа рассказывает очередную хохму, не забывая отметить, что его мать в очередной раз сменила обувь (мать моя в бутсах и прочее), Сава напряженно хихикает в углу, Нос дремлет, и все идет своим чередом.
«Скоро Горянка», – шепчет чей-то незнакомый голос, и Зажим озирается по сторонам. Странно, но никого постороннего в автомобиле нет.
«Горянка», – повторяет он про себя, чувствуя, что название горной речушки означает нечто большее, чем просто географическая извилистая полосочка на местной карте.
Пока он размышляет об этом, сопоставляя известные факты и слухи, слышится мощный удар. Автозак переворачивается, как картонная коробка, и зэки кувыркаются внутри, словно плюшевые игрушки, находящиеся в этой самой коробке.