– Я не могу. Вас спасти. Мне нужно побеспокоиться о моей семье.
Растресканные, покрытые язвами губы «лисички» тронула слабая улыбка.
– Меня… поздно спасать. Просто… помогите и мне… спокойно уйти.
Сава посмотрел на мачете, валяющийся в луже крови.
– Я не могу.
Глубоко запавшие глаза женщины заблестели, и Сава не сразу догадался, что это слезы.
– Я же говорила… вы добрый… у вас такое лицо… Прошу вас. Во имя всего святого.
– Нет, – сказал Сава, отведя взор. Он не мог смотреть в глаза умирающей. В них он видел самого себя – окровавленного, безумно уставшего и… смертельно напуганного. Да, он боялся. Боялся всех и вся, даже собственной тени.
– Я умоляю. Вас. Закончите этот. Ад.
Сава молчал. Где-то глубоко внутри он отчаянно надеялся, что женщине не потребуется его «помощь» и она, как говорил Дикий, «созреет» сама.
– Умоляю.
Сава шагнул ближе, чтобы расслышать, что она говорит.
– Будьте. Милосердны.
Нет. До созревания еще долго. А ждать он не может.
«Но и смотреть в ее глаза я тоже не в состоянии», – подумал Сава.
Прихрамывая, он проковылял к мачете и, подняв нож, потащился к женщине.
Очевидно, она увидела его, потому что ее губы счастливо прошептали всего одно слово:
– Спасибо.
«Боже, прости меня. Пусть для этого потребуется только один удар».
Вздохнув поглубже, Сава зажмурился и с силой опустил тесак.
Когда он открыл свой единственный глаз, все было кончено.
– Она поблагодарила меня, – ошеломленно сказал он, вновь и вновь прогоняя в памяти предсмертные слова женщины. – Она поблагодарила меня. Поблагодарила.
Сава с лязгом бросил тесак на пол и, талдыча одно и то же, как попугай, заковылял к выходу. По дороге беглый зэк пнул голову Зажима. Та, вихляя полами «шляпки», перевернулась, глядя бледно-застывшим лицом в потолок.
– Поблагодарила, – машинально повторил Сава, открывая дверь.
И застыл на месте, обомлев.
В дверном проеме стоял Дикий. Нос свернут набок, нижняя часть лица и вся грудь залиты кровью. В руках егеря была увесистая ржавая труба.
– Куда-то собрался, приятель? – полюбопытствовал он и, размахнувшись, с яростным воплем опустил свое оружие на голову Савы. Даже не вскрикнув, тот повалился вниз.
* * *
– Не смотрите… вы пожалуйста…
Хрясь!
Дверь задрожала, принимая на себя новый удар.
– …свысока…
ХРЯСЬ!
Переведя дух, Олеся взглянула на свои ладони. Кожа на них была содрана, выступила кровь, на некоторых пальцах темнели глубокие занозы. Табуретка, которой она пыталась выбить дверь, тоже была в плачевном состоянии. Того и гляди развалится.
– А по небу прокатите нас, – снова запела женщина, замахиваясь своим «тараном». – Облака…