– И конечно, ты ее не глотал, – язвительно заметил он.
– Не-а. На хрен мне бумагу есть? А если хотите – вперед, ковыряйтесь в моих катяхах.
– Ты с огнем играешь, Зажим, – предупредил Ходжа. – Доктор, если узнает…
– Плевать на Доктора, – зашипел Зажим, перебив зэка. – Я сам не пальцем деланный. В задницу эти зарубки. Дойдем до деревни, пересидим пару дней. Ты ведь из здешних краев?
– Ну… До поселка километров семь. Ну, может, десять.
– У меня в Плескачево кореш живет. Это где-то в окрестностях. На крайняк туда двинем. Ты ведь найдешь дорогу? – сказал Зажим. – Не ссы, Ходжа. Если со мной, решай прямо щас. Мне точно терять нечего. Сдаваться я не буду. Лучше сдохнуть от пули легавого, чем до конца дней валяться опущенным возле параши.
– Гм… – промычал Ходжа, после чего, понизив голос, спросил: – А с этими… что?
Капля пота скатилась по виску Савы, и он почувствовал, как его натянутые струнами нервы вот-вот лопнут. Сейчас все решится.
Именно сейчас.
– А ничего, – так же тихо ответил Зажим. – В расход.
– Всех троих? – хрипловато уточнил Ходжа.
Зажим ничего не ответил, но Сава не сомневался, что на этот вопрос уголовник ответил кивком.
Несколько секунд он сидел словно истукан, оцепенело глядя перед собой.
Их собираются убить.
Вот так-то.
Сава вдруг открыл, что предложение Зажима о предстоящей расправе прозвучало ровно так же, как обычно сплевывают на асфальт, тут же растирая плевок ногой, – небрежно, как бы между делом.
Убить, как плюнуть и растереть.
Собственно, вся его жизнь в застенках зоны едва ли была лучше этого растертого по асфальту плевка.
Зэки принялись что-то обсуждать (возможно, способы их устранения), но Сава уже не слушал их. Грязные пальцы нащупали пустую консервную банку из-под сайры, к которой прилип песок и комочки земли. Взгляд задержался на зазубренной кромке крышки. Быстро двигая крышку вперед-назад, он наконец отломал ее от банки и, смахнув с нее грязь, пополз к женщине.
– Слушай сюда, – зашептал он, пристально глядя ей в глаза. – Они хотят убить нас. Я отвлеку одного, но… Тебе придется продержаться здесь. Если мы выйдем вместе, они что-то заподозрят. Я скоро вернусь.
Женщина высвободила руки из-под одеяла, подавшись вперед, к Саве.
– Ты поняла меня? Сиди молча. И вот еще… На.
С этими словами зэк вложил в ее ладонь матово блеснувшую пластинку с крошечными зазубринами.
– Кто дотронется – режь. Лицо, горло. Не сдавайся, – инструктировал он.
– И мы уйдем домой? – чуть слышно спросила женщина.
– Да. Домой.
Сава погладил ее по голове, и за все время та впервые по-настоящему улыбнулась. Не безжизненно-тупой улыбкой умалишенной. Эта улыбка была преисполнена теплотой и надеждой. Так улыбаются бесконечно родному и близкому человеку, и грязные разводы на лице и рваный кусок губы не могли испортить эту улыбку.