— Дмитрием.
— Поедемте с нами, Митя. Поглядите своими глазами, как люди живут и работают. Где больше понравится-там и устроитесь.
— А что тут понравиться может? — скептически заметил Рябов, кончая крепить гайку и вытирая руки паклей. — Ты известный романтик, тебе лишь бы что-нибудь новое, а оно ведь иногда диковатый вид имеет…
— Ну ладно, Федор, хватит тебе! — прервал Рябова Шатров. — Вон главный кондуктор Бейсамбаев идет. Скоро поедем… А вы, что же, поедете с нами или как? — обернулся он к Малиновкину.
— Отчего же не поехать, — поспешно согласился Малиновкин. — Охотно поеду.
— Тогда устраивайтесь на тормозной площадке с главным кондуктором: на паровозе, к сожалению, нельзя, не положено.
Минут через десять поезд тронулся в путь. Малиновкин устроился рядом с главным кондукторам-высоким смуглым мужчиной средних лет. Он показался Дмитрию угрюмым и замкнутым. Первое время ехали они почти не разговаривая, но, узнав, что Малиновкин хорошо знаком с Шатровым и Рябовым, Бейсамбаев стал с воодушевлением их расхваливать:
— Очень хорошие люди, понимаешь! От самой матушки Волги в это пекло приехали. Это ж понимать надо! Я человек привычный, и то мне тут жарко, а с них сколько потов сходит? И потом — как работают! Не видел я, чтобы тут у нас кто-нибудь еще так работал. Побольше бы таких приезжало. Очень нам такой народ нужен!..
Прислушиваясь к голосу Бейсамбаева, Дмитрий посматривал по сторонам, изучая местность. Нужно было выполнить задание Ершова и определить, пройдет или не пройдет тут мотоцикл. Будто невзначай, он спросил об этом Бейсамбаева.
— Местность вполне подходящая, — ответил главный кондуктор. — У брата моего мотоцикл имеется, так он все тут изъездил. Если есть у тебя машина, привези, большое удовольствие получишь: хорошая тут природа у нас, красивая!
И Дмитрий подумал невольно, что каждый, наверно, видит свою землю по-своему, и многое из того, что чужой глаз не сразу подметит, для местного жителя полно своей прелести.
Ему же казалось, что эта обожженная солнцем серо-желтая степь не имеет ничего привлекательного. Из растительности бросались в глаза лишь белые султаны ковыля да невзрачный типец с узкими, наподобие щетины, листьями и жидкими, будто обтрепанными метелками.
— Сейчас тут нет полной красоты, — заметив, что Малиновкин всматривается в степь, проговорил Бейсамбаев. — А ты посмотри, что тут весной будет делаться? Ранней — особенно. Что такое палитра у художника, знаешь? Так можно смело сказать, что вся степь наша как огромная палитра бывает. Я немного маслом рисую, в красках толк понимаю. Весной украшают нашу степь синие и желтые ирисы, пестрые тюльпаны, золотистые лютики, белые ветреницы. А сейчас тут всю красоту солнце выжгло. Только одному ковылю все нипочем. — И Бейсамбаев, видимо действительно любивший природу, глубоко вздохнул.