Воткнув лопату, повернулся к ним спиной и достал из кармана джинсов сигареты и спички. До мытья долгое время девчонок не видел, слышал только голоса. Они вдвоём ушли за большую армейскую палатку и чем-то там занимались. Когда увидел их моющимися, нагота меня ослепила. Истинный смысл выкрика Ларисы понял, только подойдя к костру, где они сидели на чурбачках. У обеих были очень короткие причёски. Наташины волосы подстрижены аккуратно и красиво, Ларисины - неумело, но старательно.
Я машинально сглотнул слюну. Девушки и так были внешне довольно привлекательными, а теперь... Наташа поднялась с чурбачка:
- Пойдём, полью. Мы тебе два ведра оставили. Ты же весь потный. Вёдра поближе к костру перенесли. Тут хоть кое-что видно. Нет, джинсы тоже снимай. Хочешь сказать, что ноги у тебя не потели? А между ног, ниже пояса?
- Развратница,- вздохнул я, но трусы снял, повернувшись к костру спиной.
- Какая попка белая,- восхитилась Наталья.
- А можно и я полью? В два ковшика лучше,- подскочила Лариса.
- Сиди, малолетка, грей ужин,- тоном собственницы осадила её старшая.
На ужин повариха, не мудрствуя, разогрела макароны по-флотски, оставшиеся от обеда. Мы подчистили всё, без остатка. А чаёк с дымком от костра, как всегда, бесподобен. В приложение к дымящейся в кружке янтарной жидкости, сигарета, заслуженная непосильными трудами. Девчонкам достаётся пачка печенья и плитка шоколада на двоих.
- Ларисёночек, давай ты на ночь переберёшься в Володину палатку, а он будет спать со мной,- изрекает в полной тишине Наталья, разрушая молчаливое очарование вечерних посиделок у костра. И снова воцаряется тишина. Сделав глоток ещё не остывшего чая, затягиваюсь сигаретным дымом. Слышу, как хрустит печеньем Лариса. Наташа - не Вера Холодная и не Грета Гарбо. Паузу она держать не умеет.
- Вы, что, воды в рот набрали?
- Наташенька, я же утром объяснял тебе...
Так как в голосе моём звучала смесь растерянности и неуверенности, Лариса вмешалась:
- Наташ, ты же видишь, что мы ещё и не обустроились толком, Вова пашет, как вол. А тебе срочно медовый месяц потребовался. Раньше свадьбы играли только после уборки урожая.
- Я люблю его!- голос дрожит.
- Если любишь, потерпишь. Я ведь терплю...- голос тоже дрожащий. И не поймёшь, кто из них старшая, а кто - младшая.
- А ты-то тут причём?
- А при том...- истерики и всхлипываний не было, но слёзы по щекам покатились. Тихо, молча плакала.
Наташа подскочила к ней сзади, встала на колени у Ларисы за спиной и обняла её. Потом стала ладошкой вытирать ей слёзы. Я выбросил окурок в костёр и полез в пачку за следующей сигаретой. Ну, что тут скажешь? Через пару минут, когда Наташа вернулась на свой чурбачок, промолвил тихо, поднимаясь на ноги: