Где-то далеко бесновались собаки. Петр прислушался к этим вестникам людского жилья и сел лицом в сторону, откуда доносился лай. После передышки решил держать туда путь.
…Через час Маринин стучался в окно крайнего дома деревни. Вышел старик — босиком, в белых полотняных штанах и расстегнутой рубахе.
— Чего? — угрюмо спросил старик, покосившись на немецкий автомат в руках младшего политрука.
— Ранен я, папаша. Перевязаться нужно…
— Сильно ранен?
— Не очень, в ногу.
— Коли не сильно, терпится, могу свести к фершалу, а коли сильно, сюда дохтора позову.
— Фашистов не было у вас?
— Покуда нет. Но раз бежите, ждать долго не придется.
Старик возвратился в сени и крикнул в хату:
— Степка, за фершалом!
Через минуту из хаты выбежал мальчишка лет восьми и, метнув на Петра любопытный взгляд, припустился по темной улице. Старик зашел за угол дома и стал прислушиваться к далекой канонаде у Минска.
Вскоре вернулся Степка.
— Уехал фершал!.. Вакуировался!.. — выпалил он, переводя дыхание.
В сухую землю ударили первые капли дождя. Старик позвал Маринина в хату, завесил окна, зажег лампу и, обернувшись к Петру, ахнул: вся грудь под его разорванной гимнастеркой была красная. Но это не кровь, это пламенело боевое знамя…
Из другой комнаты выглянуло заспанное лицо женщины.
— Мария, поставь на стол еду! — повелительно промолвил хозяин.
Пока Мария ходила за молоком, Маринин начал перевязывать рану. Хозяин достал из сундука чистую холстину, нашелся в доме и йод.
Когда рана была перевязана, старик положил на лавку черные штаны, рубаху и обратился к Петру:
— Надень. Твои Мария постирает и зашьет. А то вишь, гимнастерка рванье одно, а галифе не прогнешь от крови…
В окна барабанил дождь. Хорошо быть в такое время под крышей, есть ржаной хлеб, аппетитно хрустящий под зубами корочкой, и запивать его молоком. Глаза Петра слипались.
— Мария, приготовь постель, — распорядился хозяин.
Наступал восьмой день войны…
— Хлопец, а хлопец! Не знаю, как по имени чествуют тебя. Проснись!
Маринин открыл глаза и увидел над собой хозяина дома.
— Иди глянь в окно. По дороге кого-то несет. Может, упаси господь, немцы? — озабоченно промолвил он.
Приковыляв к окну, Петр увидел, как с пригорка к селу по размокшей за ночь дороге медленно спускались бронетранспортеры с пехотой и машины.
— Немцы!
Оберегая раненую ногу, Маринин быстро оделся. Его обмундирование было выстирано, высушено, отремонтировано и отглажено. Хозяин пытливо смотрел на Маринина, который прятал под гимнастерку знамя.
— Куда пойдешь?
— Наверное, в поле, а там в лес.
— Негоже. С твоей ногой далеко не ускачешь. Ступай за мной.