– А вы по-прежнему вмешиваетесь.
– Изо всех сил стараюсь этого не делать, – склонил голову император. – Кстати, как вам удалось остаться незамеченной тогда в приемной? Я вас не почувствовал.
– Не знаю, – честно ответила я.
– А что вы чувствовали, когда подслушивали?
– Ярость. Практически с самого начала.
– Значит, вы силой эмоций заблокировали мою магию. Очень интересно.
Пожала плечами – ему интересно… А мне вот нет. Совершенно.
– В скором времени прибудет один маг. Очень сильный. Умный и преданный мне лично. Вы не откажетесь с ним поговорить?
– Не откажусь. Надеюсь, он не станет утверждать, что это я заколдовала вашего сына.
– Конечно, не вы. Если, конечно, любовь не рассматривать как магию.
– Фредерик, – скривилась я.
– Уже по имени, – улыбнулся он. – Уже приятно.
– Рада служить вашему величеству, – ядовито ответила я.
– Вы простите меня?
Я прислушалась к себе. Задумалась. Ярость за несколько дней поутихла. Как и обида – жгучая, детская… И я задала себе вопрос: а я бы смогла остаться в стороне, если бы несчастлив был Пашка, Рэм или Феликс? Конечно, память избраннице я подчищала бы вряд ли… Но вот так – чтобы совсем в стороне? Особенно если бы я могла что-то изменить? Вздохнула. И протянула Фредерику руку.
– Спасибо, – растроганно сказал он, осторожно пожимая кончики моих пальцев.
– Простите и вы меня. За ожерелье.
– Милфорд рассказал о вашей выходке, – кивнул Фредерик.
– Я не имела на это права. Колье мне не принадлежит.
Фредерик рассмеялся:
– Но получилось символично – имперские жемчуга невесты… И на бутылку… как это у вас называется?
– Коньяк, ваше величество. – Я улыбнулась.
– Мне понравилось. Ричард тоже оценил.
– Это когда? Когда он в небе над замком после приема летал?
– Брэндон был в восторге, – хмыкнул император. – Заявил мне, что теперь понимает, почему ему всегда старшего брата ставили в пример.
– Слушайте, я все хотела спросить. А дамы от лошадей в небе… не пострадали?
– Вы имеете в виду нервную систему или?.. – хитро прищурился император.
– Или…
– Лошади сильно испугались. Поэтому…
– Чувствую себя отмщенной, – прижала я руки к груди.
– Вас очень обидели наши… дамы?
– Фредерик, я давно уже решила для себя, что мир делится на две очень и очень неравные половины. Есть близкие. Они рядом, максимально близко. Они – самые дорогие. И я радуюсь им. Я обижаюсь на них. Иногда… – я посмотрела на Фредерика, – они могут делать очень больно. А есть весь остальной мир. И он вместе со всеми вашими придворными дамами может катиться…
Тут я вспомнила, что нахожусь в Императорском дворце. И закрыла себе рот ладонью. Во избежание, так сказать.