Мое следствие, как и все дела о мыслепреступлениях, рассматриваемые в российских судах, стало полем пресловутой битвы экспертов. До возбуждения уголовного дела свои заключения дали специалисты из Института ФСБ (те самые, у которых бомбежка Сирии является «преступлением экстремистской и террористической направленности»). Затем, уже в рамках следствия, 42 страницы своего психолингвистического заключения дали трое экспертов из МИЦ. Поскольку там отрицалось наличие признаков экстремизма во всех высказываниях, которые эксперты оценивали, следствие заказало вторую экспертизу – из Волгограда. Но в ней тоже далеко не все инкриминируемые мне высказывания были признаны экстремистскими. В частности, там отметены, как не содержащие экстремизма, все те фразы, которые фигурировали в исходном доносе, рапорте ГУПЭ МВД о наличии признаков преступления, в экспертизе ФСБ. Так что обвинение вконец запуталось, не сумев сформулировать, за какую именно фразу меня надлежит судить. В итоге суд признал меня виновным и за пост, и за выступление на радиостанции – но какие именно мои высказывания он счел экстремистскими, не сказано в приговоре, потому что этого не сказано в обвинительном заключении.
Думаю, любому практикующему юристу понятно, какие именно изъяны в приговоре первой инстанции подлежат оспариванию в Мосгорсуде. В основном я изложил их в своем последнем слове:
– не доказан преступный умысел;
– не доказана общественная опасность деяния;
– не указаны конкретные высказывания, признаваемые экстремистскими;
– существенные документы в деле (экспертиза МИЦ) проигнорированы, в нарушение 49-й статьи Конституции;
– мое право на защиту нарушено отказом судьи от приобщения к делу заключения культурологической экспертизы и от вызова свидетеля-эксперта, о допросе которого мы ходатайствовали;
– за год, прошедший со времени публикации поста в ЖЖ и эфира на «Эхе», ни тот, ни другой материал не был признан экстремистским в установленном законом порядке.
И, очевидно, оспариванию подлежит мера наказания из июльского «пакета Яровой», примененная задним числом к деянию 2015 года. Это грубое нарушение положений ст. 9 УК РФ «Действие уголовного закона во времени», где простым русским языком сказано:
Преступность и наказуемость деяния определяются уголовным законом, действовавшим во время совершения этого деяния.
«Адвокаты» и «юристы», ухитрившиеся не приметить даже этого слона в моем приговоре, всего лишь расписываются в собственной некомпетентности. Хочется надеяться, что никому из них не суждено представлять интересы обвиняемых в судебном заседании.