Подкрепив такое обвинение опять же материалами следствия по «Кремлевскому делу», Ежов заключил: «Товарищ Енукидзе должен быть наказан самым суровым образом, потому что он несет политическую ответственность за факты, происходившие в Кремле».
* * *
После доклада Ежова первым взял слово секретарь Закавказского крайкома Л. П. Берия. Он вел речь лишь о Енукидзе. Мимоходом коснулся «позорных ошибок» того в далеком прошлом: «заигрывание с меньшевиками в ответственные периоды нашей революции», «фальсифицирование» истории бакинской социал-демократической организации (имелась в виду автобиография Енукидзе, опубликованная энциклопедическим словарем «Гранат» в 1927 г. – Ю.Ж.). Лишь затем Берия перешел к тому, что счел самым важным. «Ему персонально, – возмущенно сказал Лаврентий Павлович, – доверена была охрана штаба нашей революции, охрана вождя и учителя т. Сталина, за которого бьются сердца миллионов пролетариев и трудящихся. И что в итоге, товарищи, оказалось? Надо прямо сказать, что т. Енукидзе оказался в положении изменника нашей партии, изменника нашей родины… Предложения товарища Ежова совершенно правильны…» Схожим образом построили свои выступления Шкирятов и Акулов. Они говорили об аппарате секретариата ЦИК СССР, о том, каким он был плохим при Енукидзе, как была проведена в нем чистка, каким он стал теперь.
После кратких прений слово предоставили Енукидзе, который пытался объяснить свою позицию после принятия решения от 3 марта. «После того, – сказал он, – что было обнаружено в библиотеке и комендатуре Кремля, и тотчас же после того, как это стало мне известно, я немедленно заявил товарищам – членам Политбюро, что снятие меня с поста секретаря ЦИК совершенно правильно. Я своим отношением и своим доверием к аппарату не обеспечивал безопасность в Кремле, и потому меня надо было снять».
Затем Енукидзе позволил себе признание ошибок, покаяние. «Когда мне комендант Кремля сообщил, что вот такая-то уборщица ведет контрреволюционные разговоры, в частности против товарища Сталина, я, вместо того чтобы немедленно арестовать и передать эту уборщицу в руки наркомвнудела, сказал Петерсону: проверьте еще раз, потому что было очень много случаев оговора – зря доносили против того или другого. Конечно, нельзя было терпеть такое положение, и нужно было немедленно же принять меры. Это мое распоряжение коменданту Кремля попало в руки наркомвнудела и затем к товарищу Сталину. Товарищ Сталин первый обратил на это внимание и сказал, что это не просто болтовня, что за этим кроется очень серьезная контрреволюционная работа. Так и оказалось на самом деле».