— Убью! — зарычал Мальгин в диком исступлении, так что вскрикнула Купава, стих ветер, прекратился камнепад и замерли горы. «Черный» притих, озадаченный, но Клим знал, что это ненадолго. Его психика раскачивалась все сильней, измотанная колоссальным напряжением сил, и сдерживать порывы памяти «черного» в сферу сознания хирург долго не мог.
— Держись, мастер! — прилетел вдруг гулкий басовитый шепот, и еще чей-то голосок, невнятный, тонкий, совсем детский, полный тревоги и сочувствия, погладил душу теплой ладошкой ласки и сопереживания…
Путешествие по внутреннему пси-миру Купавы кончилось внезапно: горы, разбитые машины, тропа над пропастью — исчезли, перед глазами хирурга медленно проявилась обстановка чужой спальни, лежащая Купава с мокрым от слез лицом.
Мальгин потянулся к ней, но сил не хватило: сердце стучало, как насос, грудь разрывалась от хрипа, кровь летела по жилам со скоростью курьерского когга, кожа на ней светилась, комната плавно кружилась и куда-то падала, но главное Клим все же увидел — Купава дышала спокойно, и сердце ее начинало работать в нормальном ритме. В следующую секунду он отключился… чтобы тут же вскинуться снова, найти женщину взглядом и… снова уйти в тягучий звон, свет и хрип… и опять выплыть из беспамятства, дотронуться до Купавы и потерять сознание окончательно. Последнее, что он услышал, был голос Гиппократа:
— Кажется, вы победили, мастер…
Он уже не видел, как в квартиру вошли воинственно настроенные, подогревающие себя стадным инстинктом мальчики в кокосах, а вслед за ними ворвались Железовский и Джума Хан, и последними — врачи «Скорой помощи», вызванные Гиппократом.
Борда нашел комиссара безопасности в одном из боксов вычислительного центра управления, представлявшего, по сути, почти стандартное кокон-кресло со всеми мыслимыми видами связи с инками отдела (консорт-линия) — Умником, общим на все управление — Стратегом и погранслужбы — Большим Духом.
Заместитель комиссара по Земле только с виду казался добрым толстячком, готовым расплыться в улыбке от любой шутки, на самом деле его характер ни в чем не уступал железному характеру Бояновой, а требовательность и жесткая хватка были известны всем в отделе — от стажера до кобры. Правда, к себе он был еще требовательней, за что его и уважали.
Все же боксы ВЦ несколько отличались от рубок управления космической и энергетической техникой, в них еще оставалось место и для динго-сферы, и для посетителя, пожелавшего побеседовать с оператором.
— Входите, Рене, я уже закончила, — проговорила Боянова в ответ на деликатное покашливание заместителя.