— Клим, это ты? — спросил он, щурясь от смены освещения. — Не притворяйся, я же вижу, что это ты.
— То есть как? — опешил Мальгин.
— Да нет, я в переносном смысле, — замахал руками Заремба. — А что, это в самом деле ты? Смотри какой я нюхач!
Мальгин не выдержал и засмеялся.
— Ох, Иван, как был — святая простота, так и остался. Что же это ты без спроса взялся за мою тему? Гиппократа загонял. Хочешь войти в историю?
— А кто не хочет? — заулыбался молодой нейрохирург, не услышав в голосе Мальгина грозных ноток. — Но я в общем-то тебе не соперник, катет не может быть больше гипотенузы.
— Что?
— Так говорит один мой знакомый математик. Ты гипотенуза, я катет. Понятно? Я тут у тебя ничего не трогал, не стирал, интересно просто повозиться с материалом. Хотя, — Заремба почесал в затылке, — кое-что мне тут непонятно.
— Читай информатуру. — Клим улыбнулся. — Может, и станешь гипотенузой. Работай на моем месте, едва ли я вернусь в институт. Хотя не исключено.
Заремба расцвел.
— Не волнуйся, если что — я тебя заменю.
На смех Мальгина Иван отреагировал по-своему: оглянулся, заговорщицки понизил голос, в глазах его заиграли азартные огоньки.
— Клим, а ты… еще экзосенс или нормальный мужик?
— Нормальный экзосенс, — ответил Клим. — Прощай.
Заремба запротестовал было, у него накопилось очень много вопросов к бывшему заведующему отделением, однако Мальгин спешил. Показавшись Зарембе в обычном виде, он отыскал Стобецкого, но говорить с ним не стал. Свидание с институтом разбередило душу, включило ностальгическую цепь и испортило настроение.
Посидев немного, он снова позвал Купаву и внезапно услышал ответ Шаламова:
— Ага, наконец-то! Климыч? Ты на Земле?
Мальгин напрягся, силясь определить координаты Даниила, и обнаружил его в каких-то старинных бетонных подвалах, прятавшихся в диком лесу, на краю болота. Местность называлась Юганские нефтепромболота и располагалась в центре одного из самых древних «черных социумов». Из болота торчал металлический шпиль, в котором с трудом угадывался нос «пакмака». Сам Шаламов — весь как узел пересекавшихся сознаний и воображений, в том числе и больных, размышлял о чем-то своем, непонятном даже Мальгину, но человек в нем, остатки человеческого «я» еще помнили прошлую жизнь.
— Чувствую по ответу — человек-да! Я тону, Клим, и мне уже не выплыть, пропал бравый курьер.
— Я помогу…
— Держись от меня подальше, психика пошла вразнос, и я теперь, как пуганый дьявол, мечусь по Системе, сам не зная, с какой целью. Отыщи Купаву, она твоя жена…
— Твоя!
— Не глупи и не пререкайся, мне трудно контролировать остатки личности, все рассыпается как карточный домик… Так вот, она любит тебя, дурака, а ушла ко мне, чтобы доказать, что и она способна на решение, а не только ты, железный Мальгин, человек-да! Неужели ты этого не понял?