Я возился в устье Свияжского оврага — прикидывал, что здесь за грунт, как поставить плотину. Когда сверху заорали:
— Воевода! Караван по Оке идёт! Большой!
Это — редкость. Точнее — первый. Война перекрыла дороги. И, хотя между Русью и Булгаром сегодня — мир, но дураков соваться под «воинский хвост» — нет. «Охвостье» — различные отряды, отставшие, оставшиеся, полуразложившиеся, полу- и вполне разбойные ватажки на путях — купцам противопоказаны.
Ещё две причины: местность разорена — торговать не с кем. И — не сезон: купеческие караваны ходят по высокой воде. Вот пройдут обложные дожди, вода в реках поднимется — тогда…
Заключённый между Боголюбским и Ибрагимом мир предусматривает ограничение по сроку пребывания иностранцев на их землях — должны уходить. И обмен рабами — должны вывозить. Я уж не говорю про обещанное мне — «всё, чего душа пожелает».
Но… «высокие договаривающиеся стороны» не спешат выполнять принятые на себя обязательства.
С обрыва было хорошо видно, как большой караван из десятка плавсредств, все — большие лодки типа «рязаночек» или «смоляночек» с здоровенными дощаниками «на прицепе», постепенно сходит со стрежня Оки, нацеливаясь, явно, на нашу хлипкую пристань. И кого ж это принесла нелёгкая?
Народ резво разбегался по местам согласно боевому расписанию. На пляже заливали коптильни и сушильни, убегая в устья оврагов. Рядом со мной оказался встревоженный Николай:
— Купцы? Не, не купцы. Ушкуйники? Шиши речные? Дружина чья? Не… Это… это ж…
На передней лодии подняли и развернули стяг. Он поболтался, заполоскал на ветерке, развернулся. Белый стяг с красным рисунком посередине. А рисунок…
— Ваня! Мать ити! Ёдрить же ж! Это ж… наши! Это ж — лист рябиновый!
Да. На стяге различим красный рябиновый лист. Так, как я его когда-то нарисовал. Как ставили тавро на моих изделиях в Рябиновской вотчине: непарноперистый, с 11 почти сидячими, продолговатыми, остропильчатыми, листочками, черенком вверх.
Мы кинулись вниз. Мы — все. Забыв о дисциплине, о предосторожностях, о возможности хитрости, уловки…
Ну я-то — понятно. Меня так трясло последние дни от предчувствия неизбежного краха. А остальные-то чего? — А остальные — тоже люди. Со своими предчувствиями, страхами и радостями.