— Попеленко, тебе никогда не хотелось, чтоб тебе было все дозволено? Как полицаям, фашистам каким-нибудь?
Он вздрогнул, хитро взглянул на меня, как будто ища подвоха.
— Что вы, товарищ Капелюх! — Он замахал рукой, словно бы я превратился в привидение, в «красную свитку». — Что ж я, не понимаю политически? Никогда! Но, — поразмыслив и осознав, что подвоха нет, добавил тихо: — Один раз хотелось — когда полицаи у Ермаченковых телку забрали. У них племянник ушел в партизаны, вот они и попользовались, взяли телку. Ох, хорошая телка была! А у меня детишки с голода пухли. Сильно я позавидовал ихней профессии.
Вот ведь был славный молодец Попеленко — необъяснимая, чисто глухарская смесь хитрости и простоты.
— Вот то-то и оно, — сказал я, возвращаясь к прерванному строю мыслей. Хочется иногда, чтоб все было дозволено. Для пользы дела.
— Так ведь оно как? — философски заметил Попеленко. — Сначала вроде польза. Взял телку — хорошо! А потом-то люди припомнят!
— Вот именно.
Он правильно рассуждал, Попеленко. Наверно, нарушение Закона может дать временную выгоду. Но потом люди перестанут тебе верить. Рано или поздно такой момент наступит. Ты врежешь Климарю и добьешься от него того, что тебе нужно, а завтра люди скажут: «Полицай». И не жди от них поддержки… Кажется, разобрались мы кое в чем с Попеленко…
Был еще один выход: отправиться в Ожин, выпросить у Гупана конвойную группу. Случай-то особый, важный. Конечно, и Штебленок так же рассуждал, и вот… Да, но он пошел в Ожин пешком, и у него почти не было шансов проскочить.
— Попеленко! — сказал я. — Завтра я забиваю кабанчика. Климарь будет резать.
— Дело хорошее, — оживился Попеленко. — Я помогу!
— Тебе придется сейчас же оседлать Лебедку и ехать в Ожин.
Он скривился, как от укуса шершня.
— А вы, товарищ старший?
— Поехал бы я, да не могу оставить Климаря.
— Конечно, — забормотал Попеленко. — Разделать на» до кабанчика. Я ж понимаю…
Он всерьез думал, что я намерен остаться в Глухарах ради колбас. Попеленко достаточно серьезно относился к свежим свиным колбасам, и довод казался ему очень даже веским.
Я не выдержал:
— Климарь связной у Горелого, понял? Его я должен задержать, пока ты не приедешь с подмогой.
— Ото-то! — простонал «ястребок». — Пьянчуга этот?
— Да. Пьянчуга. Этот.
Он сокрушенно замотал головой:
— Вот аспид! Что ж оно такое делается, а?
— А ты что думал, Саньку Конопатого убили — и победа? — спросил я. Поезжай.
— И не жалко вам меня, товарищ старший?
— Жалко, — сказал я. — Но мы на войне. Я знаю, ты проскочишь.
— Ото-то…
— Поезжай, Попеленко, — добавил я уже мягче. — Будь осторожен. Село, возможно, блокировано.