Отчего Штебленок, приехав в Глухары, остановился именно в этой хате, было непонятно. Бабы толковали, что всему причиной жена Маляса, но это уж наверняка были чистые сплетни. Я подумал об этом, когда Малясиха вышла меня встречать. Она была совершенно квадратных форм — самодвижущийся противотанковый надолб, украшенный цветной хусточкой. Половицы под Малясихой потрескивали. Она, поднатужившись, могла бы развалить эту хилую хату, если бы вдруг оказалось узко в двери.
— Заходите, заходите! — обрадованно запричитала хозяйка. — Ставьте ваше ружье вот в тот куточек. Там тепленько… Да ничего, ничего, чтой-то вы ноги обиваете, у нас паркетов этих самых нету…
Так ласково меня у Малясов еще не встречали. Неужели оружие делает человека желанным гостем?
Сам хозяин занимался тем, что обматывал проволокой расщепленный приклад своей одностволой тулки шестнадцатого калибра. Здесь же на столе высилась горка серого бездымного трофейного пороха — «мышиные котяшки», так мы его называли. Три драгоценные картонные гильзы с медными донышками, жеваные, сто раз бывшие в употреблении, стояли рядом с порохом. Маляс готовился выйти в лес.
— А… коллега, — сказал Маляс. — Садись, садись, того-сего. Гостем будешь.
Почему он назвал меня коллегой, я не понял. Может быть, увидев карабин, он причислил меня к великому племени охотников?..
— А не разорвет? — спросил я, указывая на порох и на ружье.
— Оно? Никогда!.. Бельгийское! Давно бы новое купил… «Зауэр» предлагали, да — жалко!
Тем временем Малясиха поставила на стол бутылку. Я понял, что «ястребку» грозит опасность не только со стороны бандитов.
— Из этого ружья я в лесу, того-сего, кабанчика уложил на сто метров… Заграничный предмет…
Вообще, у этого охотника все было удивительное: ружье, собака, которую он называл сеттером-лавераком, что всегда производило сильное впечатление на слушателей, коза, дававшая якобы до шести литров молока в день, и тому подобное. Маляс был типичным деревенским трепачом.
— За стол, за стол, ласково просимо. — Малясиха просто-таки щебетала. Вот закусить нечем. Мы народ простой.
— Естественный народ, — поддакнул хозяин. Кроме козы, никого не держим, а какая с козы закуска? — продолжала Малясиха.
— Я не кулак какой-нибудь. Я охотник, свободная личность, — сказал Маляс, который слыл в Глухарах начитанным человеком.
Они набросились на меня, как два гудящих шмеля, не давая слова сказать. Они, по-моему, и не хотели, чтобы я сказал хоть слово.
— Пошел бы на охоту, да- нынче самого в лесу могут того-сего.
— Ты балакай, да не забалакивайся! — Хозяйка толкнула мужа в плечо кулаком, и толчок был основательным. Маляс, тряхнув головой, тут же оставил опасную тему.