Но пальцы ее, сильные тонкие пальцы, что привыкли мять глину и работать с ангобами, сжали мою ладонь, чтобы она не дрожала, чтобы я не думал больше о том, что могло случиться в лесу на какой-нибудь черничной поляне. Потом она отпустила мою ладонь и пошла со двора не оглядываясь, медленно и строго пошла, и ноги ее ступали бедро к бедру, лодыжка к лодыжке, и такая она была топкая, беззащитная и словно бы нездешняя, не глухарская, и такая грустная, что у меня все внутри перевернулось от любви и жалости. «Вот ведь как бывает, — подумал я и посмотрел на свою ладонь, которую только что держали ее пальцы. — Вот ведь как бывает — рядом с тобой смерть и кровь, и впереди тоже, кажется, хорошего мало, а к тебе вдруг, как приступ боли, приходит внезапная любовь. Наверно, это потому, что война спрессовала нашу жизнь: час — как год, а год — как век. И любовь если придет, то разом — не жидкой водицей по капле».
И откуда она взялась, Антонина, чудо мое?
— Ни в какой УР я тебе идти не разрешаю! — сказал мне Гупан.
Мы сидели в нашей хате, в жарко натопленной кухне, ели яичницу, а Абросимов-лежал в сенях на холодке. Было это вроде поминок. Гупан и двое его милиционеров-автоматчиков выпили, лица их раскраснелись. Начальник рай-отдела гнул алюминиевую самодельную ложку, он уже третью ложку доламывал, но бабка Серафима ему ничего не говорила. Да и черт с ними, с ложками, мы их сотнями отливали из немецких алюминиевых ящиков, упаковки для мин.
Гупан был здоровый мужик, мог бы и кочергу сломать. С его приходом в хате стало тесно — как будто несгораемый шкаф внесли.
— Ни в какой УР я тебе идти не разрешаю! — повторил начальник райотдела. С меня хватит Абросимова! Хватит самовольных геройств!
— Я не один пойду, — сказал я. — Со мной будут Глумский и Попеленко. Оружие у нас есть.
— Какое оружие?
— Такое, сами знаете. Подходящее. После войны сдадим.
— Не отпускаю я тебя в УР! — рассердился Гупан. — Хватит с меня!
— Ну тогда дайте десяток «ястребков», — сказал я. — Ну хоть пяток. Только опытных. Бандитов там немного. Мы их выловим.
— Не важно, сколько там бандитов, — сказал Гупан. — Важно, что у них там во главе тертый мужик. Горелый. Думаешь, мы такие темные? Там, где надо, каждый бандит учтен на карточке.
— Так чего ж вы их не выловите? Или карточки легче составлять.
Гупан крякнул только, искоса поглядев на меня. Быть может, я для него был таким же неопытным ретивым дурнем, как для меня Абросимов?
Милиционеры безучастно слушали. Один из них ковырялся в круглом диске своего ППШ. У него, видно, пружина выскакивала из барабана. «Надо будет дать ему несколько «рожков», — подумал я. — Зачем он носит с собой тяжелые «кругляши»? В карман их не положишь, за голенище не сунешь».