— При всем моем уважении к вам, миледи, — сказала леди Лохливен, — разрешите мне, старухе, воспользоваться привилегией моего возраста и заметить, что ваши приближенные могли бы покаяться и в чем-нибудь более серьезном, чем в тех безделицах, о которых вы упомянули, и притом упомянули в таком тоне — я еще раз прошу извинить меня, — как будто вы не относитесь серьезно ни к греху, ни к покаянию.
— Вы стали теперь нашим стольником, леди Лохливен, — сказала королева, — но кроме этого вы хотите совместить ваши функции с обязанностями нашего духовника. А между тем, если уж говорить серьезно, то разрешите вас спросить, в частности, о духовнике. Почему до сих пор не выполнено обещание регента, как именует себя ваш сын? Время от времени оно возобновляется, но затем его неизменно снова нарушают. По-моему, тот, кто так много говорит о своей собственной серьезности и святости, не должен лишать других религиозной поддержки, в которой они крайне нуждаются.
— Миледи, граф Мерри действительно проявил слабость, — сказала леди Лохливен, — уступив вашему несчастному предрассудку, и присланный им папистский священник прибыл в селение Кинрос. Но Дуглас — хозяин у себя в замке, и он никогда ке допустит, чтобы его порог хотя бы на миг переступил эмиссар римского епископа.
— Но в таком случае, — сказала Мария Стюарт, — лорд регент мог бы отправить меня туда, где было бы меньше щепетильности и больше человечности.
— Тут, миледи, — возразила леди Лохливен, — вы неправильно понимаете и человечность и религию. Человечность дает больному лекарства, которые восстанавливают его здоровье, но она отказывает ему в соблазнительных деликатесах и напитках, которые приятны на вкус, но усиливают его болезнь.
— Эта ваша человечность, леди Лохливен, просто жестокость под маской лицемерной дружеской заботы. Меня здесь у вас притесняют, как будто собираясь разрушить и тело мое и душу. Но бог не допустит, чтобы вечно длилась подобная несправедливость, и те, кто принимает в ней самое активное участие, скоро получат свое возмездие.
В этот момент в покои королевы вошел Рэндл, с таким встревоженным видом, что леди Флеминг слегка вскрикнула, королева заметно вздрогнула, а леди Лохливен, слишком твердая и гордая, чтобы обнаружить свой испуг, торопливо спросила его, что произошло.
— Убили Драйфсдейла, миледи, — услышала она в ответ. — Он был убит, едва ступив на сушу, мейстером Генри Ситоном.
Теперь уже Кэтрин вздрогнула и побледнела.
— Убийце вассала Дугласа удалось ускользнуть? — быстро спросила леди Лохливен.
— Его некому было задержать, кроме старого Келти да возничего Охтермахти, — ответил Рэндл. — Слишком неравны силы, чтобы противостоять одному из отчаяннейших головорезов, не знающих себе равных среди ровесников во всей Шотландии, да еще, вероятно, имевшему неподалеку друзей и единомышленников.