Слагая торжественно оду
о свойствах великой страны,
хотел угодить я народу
в стихах, где акценты верны.
Война уж дышала в затылок.
Был взгляд её жаден и пылок.
Но старый, изношенный принтер,
играющий в мачо тогда,
взбесился и в стадном инстинкте
за ним побежала Орда.
Кричала в истерике Зина:
«В три дня мы дойдём до Берлина!»
И брат вдруг пошёл против брата,
польстившись на звон медяков.
Вовсю бесновался оратор,
коря за нетвердость шагов.
Хотелось ему горы Крыма
забрать без потерь и нажима.
Не зная, что это – ловушка,
сиял словно Данте в раю.
Как нитка в игольное ушко
он вполз в неизбежность свою.
Готов ради славы проклятой
в стране жить убогой, распятой.
Так разве же этого мало?
Потом запылал и Донбасс.
Вонзилось змеиное жало
в тот страшный и горестный час.
Его окружили Иуды.
Откуда вы взялись, откуда?
И вот уже ищет он скрепы
в далёкой, восточной стране.
Так сердце, влюблённое слепо,
найдет идеал и в бревне.
Какая-то заповедь Божья
тут вспомнилась с лёгкою дрожью.
Не видно звезды из колодца
и взгляд затуманен в бреду.
Гореть тебе скоро придётся
в уютном и тёплом аду.
За это я выпью из склянки
в холодной и тесной землянке.