Поморщилась неодобрительно. Обвели, мол, девочку вокруг пальца... А что, собственно, произошло?
- Ну узнал я, что вы с Максом не поженились, ещё про мачеху свою Ингрид рассказала. Тоже мне, военная тайна.
- Я бы и сама тебе рассказала, но ты нетерпелив.
- Зато обо всем, что касается убийства, твоя дочь молчала, как партизанка. Не так уж она простодушна, имей в виду.
- А вы и об этом у неё допытывались? Зачем? Почему ты вообще полез в это дело? На отдыхе, за границей...
Вот тут Павел готов был с ней и согласиться, но что-то тянуло его перечить этой женщине. Может быть, её вновь обретенная самоуверенность, небрежные нотки в голосе. Не должна она так с ним разговаривать!
- У тебя ко мне счет, сынок? Плохая мать, бросила тебя. Правда, плохая... Если бы не бросила - лучше было бы? Кто знает? Сам ведь говорищь - Гизела тебе роднее... Я ушла - и вы все трое были без меня счастливы, все выиграли. Только я в проигрыше, да и то как посмотреть.
Маргарита помолчала, Павел её не торопил. Она права, все к лучшему. Пусть рассказывает, ей надо выговориться, а другого случая может и не быть.
...Это был удар - когда выяснилось, что их брак, заключенный в посольстве Западной Германии в Москве, недействителен. Но Макс и правда собирался разводиться - детей у них с женой не было, что бы его держало? Еще и старше она на десять с лишним лет. Денег к тому времени он заработал порядком - не зависел уже от её папаши, мог открыть свое дело... А вот же не развелся. Она не скандалила, не грозила, нет, просто плакала, не просыхая. Он не решился. Ничего плохого от неё никогда не видел - и обидеть не смог. Так и сказал Маргарите - люблю тебя, но остаюсь с нею. А ты остаешься со мной...
Сначала она взбунтовалась - он же разбил её семью, заставил бросить ребенка! Нет, я его не виню - заставить нельзя, я сама... Потом смирилась. Обе они смирились, и жена, и Маргарита. Так и живут по сей день. Правда, детей Маргарита ни за что не хотела - это была месть Максу, он мечтал о ребенке. Но время шло, надвигалось одиночество - тогда-то на свет появилась Ингрид. Но на неё Максова жена руку наложила, заставила назвать своим именем, и чтобы жила у отца. Пусть, лишь бы девочке было хорошо, правда?
Ее рассказ неожиданно тронул Павла - собеседница не выставляла себя жертвой, в самом деле - кто уж так пострадал? Не он сам, это точно: у него было счастливое детство, рос в семье, где царили любовь и согласие. Было бы так, если бы не Гизела, а её дочь, холодная и рассудительная, жила в московской квартире? Ведь это сама она предпочла делить этого коварного Макса с другой женщиной, не пожелала уйти, устроить жизнь иначе? Значит, сочла за лучшее - он, должно быть, её неплохо содержит. Или, правда, любовь?