- Примус! – возопил Анчоус, - Закрыть заведение! Опустить защитную крышку!
Примус встрепенулся, но КПД уже превысил опасное значение. В таких случаях двигатели идут вразнос, голоса срываются, воздушные шарики лопаются, а жены говорят «С меня хватит!». Здесь же произошло иначе. Пространство перед ларьком неожиданно осветилось, тени побежали по земле и вслед за тенями почему-то побежали наиболее сообразительные люди… Затем послышался скрип тормозов, месяц угодливо повернулся передом и осветил надпись «Милиция» на боку остановившейся машины.
- Я сейчас пошумлю кому-то! Я сейчас кому-то побегаю! - раздались строгие голоса стражей порядка. Почуяв кота, залаяла служебная собака.
Вахрушев, вовремя вспомнивший, что темнота всегда была другом молодежи, без команды выключил в ларьке свет и захлопнул окошечко. В темноте послышался тяжкий грохот и что-то ударило его по ногам, повалив на столик. Это испуганно метнувшийся в дверь Примус налетел на Анчоуса и теперь они в обнимку барахтались между пивными баками. Сочно разбилась кружка, полетели на пол медяки. Четыре руки зашарили по двери, отыскивая щеколду. Пиво из задетого локтем крана полилось рекой и брюки Вахрушева стали противно-мокрыми, как в детстве, с той, наверное, разницей, что ночное пиво оказалось еще и холодным…
Обезумевший от страха месяц решил, что кряжистые люди в форменной одежде приехали по его душу. Может быть, это те самые люди в детстве обидно плевались в него бумажными шариками, целясь угодить в глаз? И дубинки в их руках не сулят месяцу ничего хорошего. Стремясь скрыть свои отношения с лампочкой, он повернулся к ним задом, но властная рука обхватила его и повернула лицом, приглашая к последнему разговору.
- Эй, в ларьке? Вы пивом-то торгуете или все уже?
Гораздо позже, вспоминая эту историю, Вахрушев никак не мог объяснить себе, как он сумел сделать три правильных действия одновременно. Во-первых, сидя почему-то уже на полу, он умудрился пнуть ногой своих друзей и издал страшный звук, заставивший их прекратить попытки выбраться наружу. Во-вторых, он дотянулся до окошечка и открыл его. И, в-третьих, он сказал слово «Да». Что должно было означать в тот момент это слово, осталось неизвестным.
- Свежее? – спросили за окном.
- Да, - опять сказал Вахрушев.
- Четыре кружки!
Вахрушев молча встал, нащупал на столике кружку и подставил ее под шипящий поток. Рука дрожала, но он проделал это еще три раза. А потом он взял бумажную купюру. И на распоряжение о том, что сдачи не требуется, Вахрушев вздохнул и дал спокойный краткий ответ.