Внезапно плексиглас кабины разлетелся осколками, что-то рвануло пулеметы из рук, позади раздался сдавленный крик. На руки плеснуло чем-то красным и серым. Соммерс оглянулся. Серая тень пронеслась над «велингтоном», на мгновение закрыв солнце. Линн свесился с кресла, удерживаемый в нем лишь ремнями. Вместо лица у него была каша из крови и осколков костей. Соммерс осторожно отодвинул штурмана, взглянул на лейтенанта. Из-под шлемофона Хорнера сбегала струйка крови, он медленно перевел глаза на Соммерса и попытался улыбнуться.
– Я в порядке, Питер. Линн?
– Убит.
– Шеппард?
Соммерс прижал к шее ларингофоны.
– Томас, Том! Стрелок? – он взглянул на лейтенанта, – не отзывается.
– Как твои пулеметы? – спросил Хорнер.
Соммерс нажал гашетку. «Браунинги» отозвались короткой очередью. Он попробовал прокрутить турель.
– Турель не вращается. Развернешься, чтобы я его достал?
– Нет проблем. Он все равно не даст нам уйти.
«Стодесятый» решил добить бомбардировщик – развернувшись, он заходил почти в лоб израненной машине. Соммерс снова позвал стрелка.
– Томас!
В ларингофонах царило молчание.
– Эх, парень, – пробормотал Питер, – а как же карманы, полные звезд с неба для Эмили?
По лицу Хорнера бежала кровь, он попытался смахнуть ее рукавом.
– Питер, я почти ничего не вижу. Направляй меня.
– Понял, Сэм. Чуть вправо, вот так. Штурвал на себя. Хорошо. Очень хорошо!
Хорнер потянул штурвал, выводя «железного герцога» в лоб «мессершмидту».
Ветер сквозь разбитый блистер бил в лицо, слезы кипели на глазах, мешая видеть. Соммерс моргнул.
– Отлично, Сэм! – крикнул он, нажимая гашетку.
«Мессершмидт» стремительно увеличивался в размерах. Крылья и нос истребителя окутались вспышками выстрелов, двадцатимиллиметровые скорострельные пушки рвали в куски рвущийся навстречу бомбардировщик.
Резко рванув машину вверх, пилот «мессершмидта» понял, что опоздал. В последний миг своей жизни он увидел, как «велингтон» задрал нос, словно стремясь сойтись с врагом в рукопашной…
Самолеты столкнулись, разбрасывая в яростной огненной вспышке плоскости, куски обшивки, двигателей, человеческие тела.
Сергей Панкрашин, сопровождавший бомбардировщик от Вильгельмсхафена, проводил обломки до самой воды, напрасно надеясь, что кто-то выбросится с парашютом.
Вильгельмсхафен – Нордкап
Северное море лодки прошли относительно спокойно – всего лишь три раза пришлось играть «срочное погружение», чтобы спрятаться от английских самолетов. Лодки проваливались в глубину, экипаж чутко прислушивался – не раздадутся ли взрывы на поверхности означающие, что лодку засекли, но все обходилось спокойно. Через некоторое время Видман по гидрофону передавал на другие лодки разрешение на всплытие и сам поднимался на мостик. Свежий воздух пьянил голову после вони лодочных отсеков. Только спускаясь в центральный пост с мостика лодки, можно оценить преимущества работы сигнальщика, или вахтенного, находящихся наверху. Запахи солярки, потных тел, хлора, подгнивающей пищи создавали в лодке такой аромат, что непривычного человека начинало тошнить. На поверхности шел дождь, Видман застегнул прорезиненный плащ под горло. Лодка ныряла в волнах тяжело, будто раненный дельфин. Волны разбивались о форштевень, катились по палубе и ударяли в рубку, окатывая всех находящихся в ней солеными брызгами.