Иван поднялся с кровати и зашел за спину Федору, глянул, что такое он рассматривает в мониторе, и остался нависать над ним, упершись руками в бока.
– Походу это какая-то западная пропаганда.
– Пропаганда? – уточнил Федор.
– Чтобы развалить русскую нацию и испортить наш великий язык. Ты себя-то слышишь? Как вообще тебе в голову эта чушь могла прийти? Тебе мозги что ли где-то промыли? Когда национальное сознание русских пробудилось перед революцией, жиды то же самое говорили, чтобы уничтожить и споить русских!
– Ничего мне не промывали. Сам подумай! – продолжил Федор. – Когда я говорю какое-нибудь диалектическое слово, мне ставят двойку в школе. Это санкция. За что? За то, что я говорю на другом русском языке? Да. Нации не нужно, чтобы я вносил разносмыслицу в сказанное, и она меня наказывает. Но я ведь говорю по-русски! Можно ли вообще говорить неправильно? Если я что-то говорю, и если меня понимают, значит, коммуникация работает, я все сделал правильно, говорил правильно. А если так, то имеет ли кто-то право учить меня как говорить?
– Коверкая русский язык, ты предаешь свой народ!
– Можно ли предать народ? Допускает ли русский язык такую конструкцию? «Предать» это однокоренное слово слову «дать», «продать» и «отдать». А совершить эти действия можно только с вещественно-конкретным предметом. А народ предать нельзя. Это воображаемый объект.
Федор не видел Ивана, но спиной чувствовал, что у того нет никаких весомых аргументов, и он очень злится. Даже участилось дыхание, и стало весьма шумным, как перед нападением.
– Нация – не воображаемый объект!
Федор открыл одну из закладок в браузере. На странице Интернет-магазина висела книга Бенедикта Андерсена «Воображаемые сообщества».
– Я думал об этом, искал, и нашел эту книгу. Вот автор считает, что нация как воображаемый объект. И национальный язык – воображаемый объект. И национальная культура. И национальная история. И что до восемнадцатого века вообще не было никаких наций! Но было придумано слово, и нация появилась, и все вокруг как с ума посходили. Они убедили себя, что нации были всегда, чуть ли не с каменного века, что нация определяется по крови, что очередность углерода и кислорода в молекуле уже само по себе определяет какой ты нации. И все вокруг уверены, что так будет вечно. Ты хоть представляешь себе, какую власть получает человек, который может создавать и разрушать такие вещи? Он может щелчком пальцев отменить и нацию, и язык, и историю, и культуру. И ничего не будет!
– Да пошел ты нахер! – брякнул Иван.
Он не сильно толкнул Федора в затылок, развернулся и вышел из комнаты, оставив своего близнеца один на один с компьютером и невыносимой болью, симптомом того, что он не может поделиться этим ни с кем другим.