Воспитанные на учении Мертона и Скоулса об эффективных рынках, профессора действительно были уверены в том, что цены станут двигаться именно туда и так, как это предсказывали модели. Партнеры были самонадеянны, полагали, будто модели способны предсказывать пределы, рамки поведения. В действительности модели вбирали в себя лишь прошлый опыт. Профессора не учли, что люди, в том числе и трейдеры, не всегда действуют рационально. Таков подлинный урок падения LT. О чем бы ни говорили модели, трейдеры не вычислительные машины, управляемые кремниевыми чипами; они впечатлительны и податливы; они двигаются толпами и бегут ордой.
Даже когда трейдеры действуют правильно, от рынков нельзя ожидать точного соответствия синусоидальным колебаниям. Цены и спреды изменяются в зависимости от неопределенности действий компаний, правительств и даже цивилизаций. Они не более определенны, чем общества, экономическую деятельность которых они отражают. Результаты бросков игральной кости предсказуемы с точностью до десятых долей. Россия непредсказуема. И того менее предсказуемы реакции трейдеров на события в России. В отличие от игры в кости, рынки подвержены не просто риску (такой риск – концепция арифметическая), но и более обширной неопределенности, подобной пелене, скрывающей от нас будущее. К сожалению, неопределенность, в отличие от риска, – состояние бесконечное, не вмещающееся в количественные ограничения.
Профессора из LT размыли границы этого принципиально важного различия: они послали в мир своего математического Франкенштейна, словно их детище могло укротить стихию случайности, которая присуща самой жизни. Когда профессора заключали пари на ошеломляющие суммы, их не точили сомнения и не сдерживало чувство ответственности перед будущим.
Ирония заключалась в том, что профессора были убеждены: они пытаются деконструировать и, в конечном счете, минимизировать риск, а не спекулировать на способности взять над ним верх. В этом отношении LT не была уникальна. Собственно говоря, LT стала квинтэссенцией фондов конца ХХ столетия, экспериментом по подчинению рынков двум новым научным дисциплинам-близнецам: экономике финансов и программированию. Вера в то, что риски будущего можно просчитать на основе цен и колебаний прошлого, пронизывает буквально все инвестиционные банки и отделы операций с ценными бумагами. В этом и заключается коренная ошибка LT, и понесенные ею оглушительные убытки раскрыли порок, таящийся в самой сущности современной финансовой науки.
Не кто иной, как Merril Lynch заметил в своем отчете за 1998 год: «Merrill Lynch использует математические модели рисков в качестве вспомогательного инструмента оценки своей подверженности рыночным рискам». В предложении, указывающем на слабый проблеск появляющегося понимания опасностей, которыми чревато применение таких моделей, банк прибавил, что эти модели «могут создавать иллюзию большей безопасности, чем это оправданно; следовательно, опора на эти модели должна быть ограниченной»