Джеймс повторяет все это про себя, и лишь тогда до него доходит.
– Самоубийство?
В трубке пауза.
– В полицейской работе ничего не бывает на сто процентов, мистер Ли. И это очень жаль. Это не кино – однозначности у нас почти не встречается. – Фиск не любит сообщать плохие новости и прячется за официальщиной: – Выясненные обстоятельства свидетельствуют о том, что самоубийство – наиболее вероятный сценарий. Никаких признаков насильственных действий. Друзей нет. Оценки портятся. Пошла на озеро, зная, что не умеет плавать.
Джеймс опускает голову, а Фиск все говорит. Терпеливее – будто отец утешает маленького ребенка:
– Мы знаем, что вам и вашим родным нелегко с этим смириться, мистер Ли. Мы надеемся, вы хотя бы сможете жить дальше.
– Спасибо, – говорит Джеймс. Вешает трубку. За его спиной в дверях стоит Мэрилин, одной рукой опирается о косяк.
– Кто звонил? – спрашивает она. Но так мнет халат на груди, над сердцем, что Джеймс понимает: она все слышала. Мэрилин щелкает выключателем, и во вспышке яркого света Джеймс будто голый, вообще без кожи. – Они не могут закрыть дело. Виновный еще на свободе.
– Виновный? Полиция считает… – Джеймс осекается. – Они считают, больше никто не причастен.
– Они ее не знают. Кто-то ее туда отвел. Заманил. – Мэрилин умолкает, перед глазами всплывают сигареты и презервативы, но ярость отпихивает их прочь, от ярости голос пронзительнее: – Она бы не пошла одна. Ты что думаешь, я не знаю собственную дочь?
Джеймс не отвечает. В голове одно: «Если б мы сюда не переехали. Если б она никогда не видела это озеро». Молчание густеет, схватывается льдом, и Мэрилин содрогается.
– Ты им поверил, да? – спрашивает она. – Ты считаешь, она сделала такое. – Ей не хватает духу выговорить «покончила с собой», от одной мысли внутри опять закипает гнев. Лидия никогда бы не поступила так с семьей. С матерью. Как Джеймс может в это верить? – Они хотят закрыть дело, и все. Проще плюнуть, чем по-настоящему работать. – Голос дрожит, и она стискивает кулак, будто твердая рука подарит ей твердость. – Будь она белой, они бы продолжали искать.
Сердце у Джеймса летит камнем с горы. За все годы их брака «белый» был цветом бумаги, снега, сахара. Китайскими – если это слово вообще всплывало – были шашки, грамота, еда навынос, которую Джеймс не любил. Это даже не обсуждалось – как не обсуждалось, что небо находится вверху, а Земля вращается вокруг Солнца. Джеймс наивно полагал, что его семье – в отличие от матери Мэрилин, в отличие от всех подряд – это без разницы. Но теперь Мэрилин говорит «будь она белой», и, значит, Джеймс не зря с первого дня боялся.