— Что угодно.
Попроси меня полететь с тобой. Скажи мне, что ты останешься. Скажи, что женишься на мне. На этот раз по-настоящему.
— Идем, сделаем татуировки.
— Давай, — ответила я, слегка удивившись. Немного не то, чего я ждала, но я была готова сделать все, о чем он попросит.
Мы оба решили набить по два слова, написанные тонким шрифтом. Мои были на верхних позвонках, у основания шеи, а у Мэтта татуировка была на груди, в районе сердца. Мы выбирали слова друг для друга, выписывая их на клочках бумаги, которые отдавали тату-мастеру. Нам не были известны слова до тех пор, пока те не были выбиты на нашей коже. Это была наша версия клятвы на крови.
Пока нам набивали татуировки, мы переглядывались и улыбались друг другу. Мне было интересно, о чем он думал. Его слов о том, что он заботится обо мне, было недостаточно. Учитывая, что он улетал на следующий день, его слов никогда не будет достаточно.
Моя татуировка была закончена первой, и я направилась к зеркалу, чтобы увидеть, что выбрал Мэтт. Слова были маленькими, они выглядели мило и по-женски, и я полюбила их еще до того, как прочитала. Я пригляделась и увидела их: «Зеленоглазая голубка».
— Она идеальная! — завизжала я. Мэтт смотрел на меня и счастливо улыбался, пытаясь не глазеть на свою татуировку.
Когда и его тату была набита, он взял зеркальце и стал в него рассматривать надпись с любопытством.
— «Лишь пепел». Это Леонард Коэн?
— Ага. Ты его знаешь?
— Как звучит полная цитата?
Я сглотнула, пытаясь не расплакаться, но тело меня предавало. Тату-мастер отошел от нас, оставив наедине. Мэтт встал со стула и нежно меня обнял, прижимая к той части своей груди, на которой не была заклеена татуировка.
— Поэзия — всего лишь свидетельство жизни. Если жизнь пылает ярко, то поэзия — лишь ее пепел.
Он зарылся лицом в мои волосы.
— Моя жизнь пылает ярко.
Да, но надолго ли?
Несмотря на то, что тату еще заживала, за ночь я ее поцеловала, должно быть, раз сто. Он в ответ целовал меня в шею и рассказывал, как сильно будет скучать по его зеленоглазой голубке, а я назвала его размазней, после чего мы рассмеялись, а еще чуть позже я заплакала.
Следующим утром Тати одолжила у отца «крайслер», чтобы отвезти Мэтта в аэропорт. Мэтт же тем временем упаковывал те вещи, что не брал с собой, чтобы отослать их обратно в Лос-Анджелес.
— Почему ты отсылаешь вещи обратно? Ты можешь оставить их в моей комнате. — Я лежала на животе на его кровати и наблюдала за его торопливыми сборами.
— Я не хочу, чтобы тебе приходилось разбираться с чем-либо, касающимся меня.