— За преступление, Джон!
Это была испытанная временем фраза.
— Будь здоров! — с жаром произнес Джон Стерджис и отхлебнул. — М-м-м… с каждым годом все вкуснее, Уил.
— Неудивительно, Джон. Он ведь стареет вместе с нами. Несколько минут оба сидели молча, с видом знатоков посасывая из кружек, глядя друг другу в выцветшие глаза, вбирая друг друга глазами. Теперь каждая такая встреча стала для обоих настоящим торжеством, старики с нетерпением ее ждали и потом еще долго перебирали в памяти, но они дружили уже столько лет, что могли обходиться почти без слов. Наконец, когда кружки наполнились вновь, Джон Стерджис сказал:
— Я слышал, Уил, у вас в семействе намечается прибавление. Что ж, это замечательно.
— Тоже об этом слышал, — отозвался Уил Хэнкок. — Она славная, Дженни.
— Да, славная, — безразлично произнес Джон Стерджис. — Ну вот, привезу Молли новость. Ей будет любопытно. Она-то надеялась, что вас опередят молодой Джек с женой. Но пока никаких признаков.
Он покачал головой, и по его лицу прошла тень.
— Я не думал, что ты придаешь этому такое значение, хотя новость, конечно, интересная, — сказал Уил Хэнкок, пытаясь утешить друга.
— В газете напишут, — с оттенком горечи прибавил Джон Стерджис. Четыре поколения. Хоть и не прямой, так сказать, правнук. Уж я-то их знаю.
Он сделал глоток побольше.
— Ну и нагорит же мне дома, — признался он. — Молли решит, что я спятил. А зачем жить, если только и делаешь, что раздражаешься?
— Да ты никогда так хорошо не выглядел, Джон, — дружелюбно вставил Уил Хэнкок. — Никогда.
— Да, в основном чувствую себя бодро, — согласился Джон Стерджис. — Ну, а ты выглядишь просто четырехлетним ребенком. Хотя зима…
Он не докончил фразу, и оба на мгновение умолкли, думая о наступающей зиме. Зима, недруг всех стариков.
Вдруг Джон Стерджис подался вперед. На щеках его заиграл давно отживший румянец, глаза внезапно зажглись.
— Скажи, Уил, — страстно начал он. — Мы с тобой многое повидали на своем веку. Скажи мне, как ты думаешь… что же это все-таки такое?
Уил Хэнкок не стал притворяться, будто не понял вопроса. И не мог отказать другу в ответе.
— Не имею понятия, — произнес он наконец серьезно и медленно. — Я думал об этом, но — видит бог — ничего не понимаю.
Джон разочарованно откинулся на спинку кресла.
— Да, плохо, — проворчал он. — Я ведь тоже об этом думал. Так вроде ничего другого и не делаешь, только все время думаешь. Ты у нас образованный, но если и ты не понимаешь, тогда…
Он уставился в пустоту — в его холодном взгляде не было ни страха, ни гнева. Уилу Хэнкоку захотелось помочь ему.