Виталий Гинзбург, Игорь Тамм (Губарев) - страница 35

Это была моя первая беседа с Виталием Лазаревичем Гинзбургом, еще членом-корреспондентом Академии наук, заместителем И. Е. Тамма.

Пройдет совсем немного времени, и Гинзбург станет академиком, возглавит Теоретический отдел ФИАНа, которому присвоят имя академика И. Е. Тамма. Он столкнется с огромным количеством проблем, каждую из которых ему придется решать своеобразно и оригинально. В общем, так, как это может делать только он…

Теперь стул – музейная редкость: на нем автограф нобелевского лауреата.

Здесь гости ФИАНа обязательно фотографируются на память.

И. В. Курчатов привлек к созданию атомного оружия И. Е. Тамма, возглавлявшего теоретический отдел ФИАНа. Его заместителем был доктор наук В. Л. Гинзбург. В отделе работали молодые физики – Андрей Сахаров и Юрий Романов, которым вместе с Игорем Евгеньевичем Таммом суждено было сыграть ключевую роль в создании термоядерного оружия.

Об участии в «Атомном проекте» сам Виталий Лазаревич вспоминает так:

«Я же вообще послан на объект не был и остался в Москве во главе небольшой «группы поддержки», что ли. Нам давали задания, иногда приезжали Тамм и Сахаров… Итак, я был признан неблагонадежным и на объект меня не послали. Очень рад этому, ибо «закрытой» работы после отъезда Тамма и Сахарова у меня было мало и я мог заниматься работой «для души». Дело не в том, что я манкировал, а в том, что расчеты и матфизика не моя стихия, а именно этим теперь нужно было заниматься. Поэтому я обрадовался, когда в 1950 г. по инициативе А. Д. Сахарова и И. Е. Тамма начались исследования в области управляемого термоядерного синтеза. На первом этапе это была, конечно, физическая задача, и я ею тоже занялся, кое-что сделал… В 1955 г. послали в составе экспертной комиссии во главе с И. Е. Таммом к Ю. Б. Харитону. Но меня тогда настолько все это не интересовало, что ничего даже не помню из показанного нам. После этого не делал абсолютно ничего «закрытого», но числился «секретным» до 1987 г. – еще целых 32 года (а может быть, числюсь и до сих пор). Меня много раз не пускали в этой связи за границу, мотивируя «возражениями Средмаша». Это издевательство продолжалось до 1987 г., хотя я и писал письма Брежневу, Зимянину, Рябеву, не говоря уже о письмах в Президиум АН СССР.

Не я один, конечно, страдал от этой идиотской секретности. Впрочем, ссылки на секретность были лишь поводом «не пущать» и, вероятно, мстить за какие-то мнимые прегрешения, фигурировавшие в доносах (а на меня их, я знаю, написано немало – язык у меня длинный, да и недругов немало)».