– Подумать только, что такой человек жил рядом с нами! – то и дело восклицала мадам Босличкова, и миссис Розенштейн согласно кивала аккуратной седой головой. Обе почтенные дамы пребывали в расстроенных чувствах; несчастье с Габриэлой совершенно выбило их из колеи. А тут еще полиция занялась обстоятельствами смерти профессора, к которой Стив тоже мог быть причастен – расспросам нет конца. На следующий день обе ринулись в больницу в надежде, что Габриэла как-нибудь их утешит.
Но что Габриэла могла сказать им? Она только надеялась, что никогда больше не увидит Стива. При одной мысли о том, что она жила с ним в одной комнате, спала с ним и, в сущности, содержала его, внутри у нее все переворачивалось. Правда, рано или поздно ей все равно пришлось бы присутствовать в суде. Но Габриэла рассчитывала, что к тому времени она станет сильнее, увереннее в себе и спокойнее. Тогда, что бы Стив о ней ни говорил, его ложь не сможет причинить ей боли.
Когда мадам Босличкова и миссис Розенштейн ушли, позвонил Иан. Через дежурную сестру он передал, что собирается сохранить за ней место, и она сможет вернуться на работу, как только достаточно окрепнет. Это сообщение обрадовало Габриэлу – Иан ей нравился. Она хотела бы и дальше работать в магазине, хотя денег ей теперь вполне хватало. Переезжать из пансиона она также не собиралась – теперь, когда Стива больше не было, Габриэла чувствовала себя там в полной безопасности (уходя, хозяйка сгоряча пообещала ей, что не будет пускать новых жильцов без справки из полиции).
– Итак, чем ты занималась, пока меня не было? – спросил Питер, закончив осматривать ее. – Аэробикой? Танцами? Или как обычно?
– Как обычно. – Габриэла с трудом сдержала улыбку. – Вчера одна сиделка вымыла мне волосы. Но в ванную меня по-прежнему не пускают – сказали, что надо дождаться тебя. Зато я уже могу сама сидеть и есть!
Габриэла сказала это с гордостью – ее победы были еще очень скромными, но ей не терпелось похвастаться ими перед Питером, которого она была ужасно рада видеть.
– Что ж, с завтрашнего дня я, пожалуй, разрешу тебе вставать, – отозвался Питер, делая какие-то пометки в ее больничном листке. Габриэла действительно поправлялась на удивление быстро – ему еще не приходилось видеть ничего подобного. Впрочем, дело было скорее всего не в биологических особенностях организма Габриэлы, а в силе ее духа. Ее как будто в одну ночь исцелил ангел Господень.
Потом Питер вспомнил кое-что еще и задал Габриэле вопрос, который ему захотелось выяснить, как только он увидел ее первые рентгеновские снимки.