И все же, отвечая ему, Габриэла снова почувствовала себя девятилетней.
– Папа?..
– Где ты? – спросил Джон с еще большей тревогой.
– Здесь, в Нью-Йорке. Я только что узнала твой номер – все это время я думала, что ты живешь в Бостоне.
– Я переехал обратно лет двенадцать назад, – ровным голосом объяснил Джон, и Габриэла снова задумалась о том, что он сейчас чувствует. Быть может, то же, что и она, решила наконец Габриэла. В ее представлении, во всяком случае, иначе и быть не могло.
– Мама оставила меня в монастыре, когда мне было десять, – выпалила Габриэла, горя желанием объяснить ему, где она была и почему он не мог ее найти. Это было совершенно детское наивное желание, но ничего с собой поделать она не могла.
– Я знаю, – ответил он все тем же ровным механическим голосом, из которого были тщательно изгнаны любые намеки на владевшие им чувства, и Габриэле показалось, что, за исключением первых двух фраз, их дальнейший разговор пройдет в том же ключе. – Она написала мне из Сан-Франциско.
– Когда? Когда она тебе написала?
Теперь пришел черед Габриэлы удивляться. Значит, он все знал? Тогда почему он не позвонил, не зашел, чтобы хотя бы повидаться с ней? Что ему помешало?
– Она написала мне сразу после развода, – ответил Джон. – С тех пор я ничего о ней не слышал. Я даже не знаю, вышла ли она второй раз замуж, как собиралась.
– Так ты знал? Знал все эти тринадцать лет? – потрясенно спросила она, но отец не ответил. Вместо этого он сказал:
– Жизнь не стоит на месте, Габриэла. Меняются времена, меняются люди, обстоятельства. Мне тогда было очень тяжело…
Он что, ждал от нее сочувствия или понимания? Габриэла знала только одно: как бы тяжело ни пришлось Джону Харрисону пятнадцать лет назад, его дочери было еще тяжелее. Гораздо тяжелее, чем он знал, чем хотел знать. В этом отношении Джон, похоже, нисколько не переменился.
– Когда мы сможем увидеться? – спросила она напрямик.
– Я… – Джон не ожидал такой просьбы и решил, что Габриэла хочет попросить денег. Между тем его карьера в банке не была блестящей – за все эти годы он так и не сумел пробиться наверх.
– Ты уверена, что это необходимо? – спросил он, и в его голосе снова прозвучала настороженность.
– Мне бы очень этого хотелось, – ответила Габриэла, начиная нервничать. Отец, похоже, не очень обрадовался ее звонку. – Можно, я приеду сегодня? – Воспоминания детства были все еще сильны в ней, и сейчас она снова чувствовала себя девятилетней просто от того, что слышала его голос. Габриэла почти забыла о том, что ей уже исполнилось двадцать четыре года и что она давно стала взрослой.