После всего этого Поля ответила на поцелуй Максима и прислонилась к нему. Он гладил ее по плечам и спине, что-то говорил, и Поля тоже что-то говорила. Потом они занялись любовью снова, и уже затем, когда Макс уснул, прижимая Полю к себе, девушка попыталась привести в порядок мысли.
Что ж, ей на самом деле хорошо. Максим неплох и в технике, и в фантазиях. Но она не любит его так, как Корхана когда-то – до боли, слез и стонов. Макс Полине просто нравится, и это к лучшему. До тех пор, пока она его не любит, макс сможет довести ее до полубессознательного состояния, в котором остаются только чувства – без мыслей.
Барьер перешагнут. До этого момента Поля думала, что переспать с Максом ей все же придется, и это ее немного напрягало. А теперь все проще и яснее.
Зеленоглазый насмешник, скорее всего, тоже сейчас засыпает, насладясь удовольствием плоти. Ну и пусть. Однако насколько же странно скрестились пути! Ведь они так близко… и, тем не менее, так далеко…
*****
Корхан осторожно, чтобы не разбудить Марину, повернулся на бок. Лунный свет, проникающий в окно, освещал лицо спящей девушки. Леша с нежностью смотрел на тонкие черты: плотно сжатые губы, сомкнутые веки, темные стрелы бровей, пушистые ресницы. Молодой человек чувствовал тепло прижавшегося к нему тела, шелковистую нежность кожи, легкий аромат духов. Марина, Марина, Марина… Милая, красивая, веселая. У нее талант всем вокруг поднимать настроение, она всегда счастлива, оживлена и всем довольна. Такую девушку любить – просто счастье. Но…
Но все-таки Леша ее не любил. Ему нравилась ее внешность, ее обаяние и общительность, ему было приятно находиться рядом с ней, только было какое-то непонятное но, которое возникало из ниоткуда, особенно тогда, когда Леша оставался наедине со своими мыслями. Тогда он начинал думать о себе, как о бестолковом неудачнике, самом никчемном человеке не свете. Разглядывал свое отражение в зеркале и ругал его последними словами. Ведь так вести себя, так говорить, так думать, так жить нельзя! Он не имеет права морочить голову девушке, которая влюблена в него, не имеет права притворяться внимательным, ласковым, нежным…
Но когда Мариша приходила, обнимала за шею, тянулась к нему губами для поцелуя, что-то весело рассказывала – он забывался. Слушал, улыбался, отвечал, обнимал, целовал, ласкал – и чувствовал себя почти счастливым. И даже был влюблен. Почти. Что-то мешало ему полюбить мечту в образе Марины. Возможно, это было приобретенное недоверие к людям, презрение к высоким чувствам. Возможно – непонятная горечь и тоска. А возможно – раны, о глубине которых он даже не подозревал. Раны эти жили и кровоточили, источали яд, который отравлял все существо Алексея, все его чувства. Раны источали ненависть, которая все сильнее с каждым днем захватывала парня в плен.