-Всё равно.
…У кладбища они застали смотрителя. Борода его смотрелась захватывающе броско. Вылитый старик-мудрец Толкина. Спросили его о свежих захоронениях. Он, не раздумывая отвёл их к скромной могиле с ещё красивыми венками, обложенными вокруг небольшого деревянного креста. С фотографии смотрел здоровый мужчина в очках с добрым проникновенным взглядом. Мужчина мог быть инженером в проектном институте, конструктором самолётов или хорошим режиссёром, завсегдатаем модных кинофестивалей… В нём было мало сходства с тем стариком, что собирал милостыню, мечтая по-человечески просто сходить в туалет. Но вопреки почти отсутствующим сходством, это был тот, кого они знали при жизни, очень тяжёлой и жестокой.
Девушка положила гвоздики на подножие креста. Голуби, плавно кружились в небе, прояснившимся от туч, опускались к земле и вновь набирали высоту. Смотритель косил междурядья ручной косой. Трава была в человеческий рост и духота от неё ложилась комом в горле.
Кристина и Митя прогуливались между последних пристанищ когда-то любивших, живших заботами людей. Их прижизненные снимки бросались в глаза, заставляя задуматься над тем, зачем и как ты живёшь. Эти сотни, тысячи улыбающихся лиц как-будто подтверждали, что там, где они сейчас, им лучше, отвергая убеждения, что жизни после смерти не существует.
-Я люблю здесь гулять, – тихо произнесла Кристина.
-Слышал вчера, что нашлась парочка смельчаков, находивших удовольствие в занятии сексом на кладбище. – Ирония Мити была с горечью.
-Ну зачем ты так. – Девушка опустила взгляд.
-Но ведь это так дико – любить кладбище! – Митя чуть повысил голос. – Кладбище – это страдание. Это боль утраты; это кинжал в самое сердце.
-Это тишина и покой, Митя.
-Ты поедешь ко мне?
-Да, конечно. А пока наберись смелости и не бросай меня здесь. Я часто здесь бываю одна, но в этот раз захотела, чтобы ты был рядом. Всё живое устаёт от одиночества.
Внезапно Мите захотелось напиться до самого беспамятства. Пустота в душе заполнялась чем-то новым, мало понимаемым. «Может бросить всю эту игру в любовь – размышлял он. – И быть как и раньше, один? От одиночества ещё никто не умирал, а от любви – сколько угодно».
Смотритель достал из за пазухи фляжку и сделал большой глоток. Жидкость стекла по его лицу, спадая на землю. Он взглянул на Митю и ушёл в заросли травы.
Любовь – это язычество; она никому не подчиняется, до конца никому не открывается; она всегда нова и безвинна. У настоящей любви нет тлена, нет порока, нет изъянов; люби – и ты обретёшь истинное счастье.