– И это твое решение проблемы? Отравить отчима?
– А пускай и так. Что с того?
– Но я люблю тебя. Да, я знаю, что веду себя ужасно. Но я готов был бы может даже уехать к родственникам и оставить тебя здесь одну. Если бы ты только попросила.
– Так уезжай. Сейчас.
– После того, как ты решила отравить меня? Знаешь, я понимал, что отвратителен, но всё жалел себя и откладывал на потом своё исправление, я всё думал, что ну ещё немного, ещё чуть-чуть – она ведь и так справляется – она такая молодец у меня. Ещё пара месяцев, и я брошу пить. И вот только теперь я понял, насколько всё плохо. С этого момента я бросаю пить, ни капли, пока я не помогу тебе. Клянусь.
Алина в шоке.
– Я люблю тебя, – он медленно подходил к ней, – Всё изменится вот увидишь.
Она была в ужасе.
– Ты всё ещё хочешь, чтобы я выпил это?
– А ты выпьешь, если я скажу – да?
Он кивнул головой.
– Я тебе не верю, – она дрожала и выглядела как ощетинившаяся кошка.
– Если я выпью это, ты поверишь, что я люблю тебя больше всего, что есть на этом свете, и что я презираю себя за своё поведение? Ты запомнишь, что убивать людей не хорошо, ведь ты никогда не знаешь их истинных мотивов и причин? Я готов выпить это, лишь бы ты поверила, что люди не так плохи, как кажутся.
На глазах её слезы, сквозь зубы:
– Пей.
Он отступает на шаг от неё и жадно пьет чай. Она вскрикнула, кинулась к нему, выбила из его рук чашку. В коридоре Капитан взволнованно дернул за ручку двери, пытаясь войти. Заперта, он крикнул:
– Алина!
Алина бросилась к двери, отперла её, схватила Капитана за руки:
– Спаси его!
– Что?! Как? Он выпил? Что случилось?
Отчим осел на пол:
– А вот и ублюдок, который тебя подначил.
Капитан метнул убийственный взгляд на отчима.
– Что, – отчим ответил ему ненавидящим взглядом, – думал, я совсем дурак? После третьей бутылки понял, что ты туда снотворное подмешиваешь, потом я брал пиво, водку, все, что ты приносил, но не пил, так что я знаю, чему ты ее учишь.
– И что же ты ничего не сделал, раз по-твоему я ее учил чему-то плохому?
Глаза отчима наполнились слезами, ему стало трудно дышать.
Алина кричала:
– Спаси его! Его нужно спасти!
– Зачем? Ты же хотела его убить?
Отчим сник, и из последних сил, сжимая ладони, ногтями в кровь, он вскинул голову и моляще обратился к Алине:
– Прости меня! Я слаб, я… все потому, что ты так похожа на нее, на мать твою, я так любил ее, так любил… Я как-то раз напился так, что в темноте перепутал тебя совсем с ней, пошел за тобой, но упал на пол, отрубился, и во сне я… я фантазировал о тебе, и с тех пор эта мысль не оставляла меня. Но мне было так стыдно, я так возненавидел себя, что стал пить еще больше, я не знаю, на что надеялся: или что мысли эти меня не будут больше посещать, или что я умру наконец. Я и сам хотел умереть, Алина. А отпустить я тебя не мог, и правда не мог уехать, потому что кроме лица твоего мне ничего ближе на свете не осталось. Я все думал, что хоть как-то помогу тебе, но как, не знал, но знаю теперь, Алина ты поймешь потом, что это для тебя.