Он достиг основного русла ручья как раз в тот момент, когда притоки слились по обе стороны. Шум стоял невыносимый, будто дно океана забрасывали глубинными бомбами, и это заставило Боба ускориться. Теперь он мчался с такой скоростью, какую только могли позволить себе его бедные старые ноги, втягивая пыльный воздух в легкие. Волна черноты позади увеличивалась, поглощая все на своем пути. Он задыхался, размахивал руками и бежал к главному тоннелю, а луч фонаря хаотично прыгал по потолку и стенам, и ужас неконтролируемого обрушения, уже прямо позади него, сдавливал сердце. Шум оглушал и угрожал погубить. Боб выронил фонарь. Он бежал через непроглядную темноту еще один миг вечного мучительного ужаса, пока его ноги не потеряли устойчивость.
Он споткнулся и упал, сначала ударился лицом, потом покатился по пыльному полу.
Боб ударился об угол пересечения двух тоннелей, и потом уже лежал неподвижно, ожидая, когда на него опустится холодная, темная завеса неизбежного конца.
– Давай, детка, сейчас или никогда! СДЕЛАЙ ЭТО!
Голос Молли Фрейзер, доносящийся с пассажирского сиденья «Виннебаго», заставил водителя усмехнуться, он бросил лихорадочный взгляд на жену, кивнул и дернул руль. Автофургон издал пронзительный вопль на крутом повороте, а затем спустился вниз по грязной узкой дороге, которая исчезала в лесу.
Джеймс Фрейзер был сыт по горло тем, что ему довелось пережить. Он не собирался ввязываться в безумную войну против людей, которых он даже не знает, используя ходячих в качестве оружия, с проповедником, который, казалось, сошел с ума.
Руки намертво приклеились к рулю, Джеймс видел в зеркале листву и ветки, царапающие стенки фургона. Он также видел остаток конвоя: часть водителей в замешательстве, но несколько других машин сорвались с места и сделали разворот на сто восемьдесят градусов. Слава богу, он не один такой.
Молодой мужчина с волосами песочного цвета, с добрыми глазами и всклокоченной бородой больше суток спорил со своей женой о том, остаться ли им с проповедником или ускользнуть, как уже сделали многие другие. Джеймс и Молли Фрейзер оба из семей, принадлежащих пятидесятнической церкви, с чрезвычайно консервативными, строгими родителями и излишне доминантными отцами. Они так по-настоящему и не сошлись с отцом Мерфи – слишком либеральным, слишком католиком, слишком этичным, ни рыба ни мясо, – но все же это было лучше, чем бороться в одиночку. Они нуждались в знакомой безопасности церкви – не важно, какой именно.
Но когда появился Иеремия Гарлиц, Фрейзеры – и многие другие – почувствовали дух родства, человека своего круга, лидера, который говорил на их языке. И это более всего печалило Джеймса Фрейзера во всей этой истории – что они