Со времен Плейшнера изменилось немного – свобода, деньги и чистый воздух пьянили по-прежнему. В отличие от профессора, интересовавшегося птичками, меня манило море – наивный идеалист надеялся поразмыслить там над жизнью. Однако набор требований, высказанный в турагентстве, включал в себя, кроме моря – солнце, девок и алкоголь. Мысль, что побережье моря Лаптевых для раздумий подойдет больше, мне тогда не пришла…
И четыре дня спустя я встречаю закат с последним патроном у какой-то средиземноморской помойки… Мда.
Огонек медленно, но верно подползал к фильтру. Пыхнула последняя затяжка. Все.
С улицы послышался приближающийся шум мотора, затем – гортанный арабский возглас и поспешный звук тормозов. Скулеж по-французски. В ответ громыхнул автоматный затвор. Скуление француза приобрело визгливый оттенок. Я поморщился – какая-то сука не хотела сдохнуть стоя.
Поглядев на пояс с торчащей из-за него пистолетной рукоятью, я потащил ствол наружу. Мушка зацепилась за трусы, вытащив резинку и «шмат» боксеров. Мне было не до деталей.
Громкий автоматный дуплет за углом. Похоже – опоздал. Может, воздержаться? Пока я думал, тело сделало – выдох, шаг за угол. Оппонентов оказалось два. Ствол поднялся, описал короткий полукруг и уперся в «клетчатый» затылок ближайшего.
Бах!
«Арафатка» дернулась, владелец упал. Пистоль встал на затворную задержку, сигнализируя, патроны – ёк. Смыться или схватить автомат мертвеца я не успевал – спина второго со стволом в руках маячила в трех метрах. Услышав выстрел, он вылупился на меня с сильнейшим испугом. Я на него.
«Чего он не стреляет?!» – одна мысль на двоих.
Он скосил глаза на мой пистолет, а я поймал его взгляд, уловив зарождающееся понимание. До обоих доперло одновременно.
Араб полностью развернулся, я – шагнул к нему. Что я собирался делать – честно, не знаю. Увидев идущий вверх автомат, я ударил пистолетом по цевью, попав ему по большому пальцу. Смуглую рожу перекосило – выпустив цевье и не закончив разворот, он начал палить с одной руки. Автомат заплясал, сыпя пули куда попало. По моей роже прошелся горячий веник пороховых газов. Заорав от боли, я подбил автомат вверх и, удерживая за «бесхозное» цевье, принялся молотить противника разряженным пистолетом. Араб, визжа и отмахиваясь, продолжал стрелять. Автомат трясло. Нас – тоже. Крича и матерясь, мы танцевали подобие дамской драки. Щелчок – в магазине кончились патроны.
Противник заткнулся и отпустил автомат. И, хрипя сорванным дыханием, отскочил. От неожиданности я пошатнулся. Меня пнули в голень и резво сдернули с поля битвы.