Дэн с силой сжал кулаки и, закрыв глаза, прорычал:
— Я говорил тебе тысячу раз, что не могу видеть, как шесть дней в неделю они работают, работают, работают без остановки...
— Послушай, парень, давай уточним: мои... о моих людях заботятся лучше, чем обо всех других в городе. Сам Шафтесбери не смог бы сделать для них больше.
— Да?
— Да! И твой сарказм тут не уместен. Боже Всемогущий! Ты так ко мне относишься, словно я какой-то жуткий Джон Брайт[2]и выступаю против любой реформы и всех их вместе взятых. Посмотри, что я сделал за последние несколько лет, причем задолго до семьдесят четвертого. Я всегда опережал время; никогда не брал на работу ребятишек моложе десяти лет, а потом и двенадцати.
— Потому что вышел такой закон.
— Вот сопляк паршивый! Да я мог бы остановиться на десятилетних и сохранить хорошие отношения с другими владельцами. А так некоторые из них внесли меня в черные списки, ты об этом знаешь? Меня, в черные списки! И вот что, парень: ты лучше перестань сильно задирать нос, не то шлепнешься ненароком.
Пока отец и сын (если бы не различный возраст, они были бы как братья-близнецы) испепеляли друг друга взглядами, раздался спокойный голос Джона, обращенный к Дэну:
— Если ты так обеспокоен условиями труда, то почему бы тебе не поступить как предлагает отец — найди, какие изменения требуется внести и вводи свои новшества.
Гарри перевел тяжелый взгляд на старшего сына и воскликнул:
— В этом есть смысл! Сначала разберись, что там творится, прежде чем обвинять. — Он снова взглянул на Дэна, медленно выдохнул и немного спокойнее произнес: — Если ты сейчас уедешь, думаешь твоя мать перенесет это в ее-то состоянии? Ты ведь знаешь, что она плоха, не так ли? — и упавшим голосом закончил: — Действительно плоха.
— Что ты имеешь в виду? — скованно проговорил Дэн.
— То, что говорю.
— Но операция же помогла.
— Только на некоторое время. Пора вам обоим знать. — Он взглянул на Джона, потом опустил голову. — Дни ее сочтены.
Джон торопливо поднялся со своего места и подошел к Дэну. Сыновья и отец обменялись взглядами, полными тоски и печали. Дэн подошел к камину, облокотился и опустил на него голову. Так он стоял, пока не услышал слова отца:
— Вот почему в последнее время я все чаще остаюсь дома, и поэтому хочу, чтобы на фабрике работали вы оба, а не кто-то один, одному со всем там не справиться. Вам надо войти в курс дела до того, как Рингтон уйдет на пенсию, и поверьте, чем скорее это произойдет, тем лучше. Я никогда не мог на него полностью положиться, с тех пор, как он чуть не проглядел начало той забастовки. Если бы Вилли, молодец, не пронюхал тогда о том, что готовилось, так и фабрики бы сейчас не было. Вилли может приступить к руководству хоть завтра, он и Рингтона во многом за пояс заткнет. Но не забывайте, что он все-таки — один из них, а даже самый лучший из них обязательно использует подвернувшуюся возможность, если только за ним нет присмотра. — Гарри медленно покивал, потом заговорил вновь: — Да, да, присмотра, и вы можете его обеспечить. — Он взглянул сыновьям прямо в глаза и произнес: — У меня и моего отца все было по-другому. Мы выросли среди всего этого, стали частью механизма, если можно так сказать, и кое-чего достигли. Может быть, у нас и не самая большая фабрика, но я всегда стремился сделать ее лучшей в городе, не только по изготовлению ткани, но и по условиям труда. Поэтому мне так обидно, парень, когда меня обвиняют, что я не забочусь о своих людях. — Резко взмахнув головой, Гарри похвалил себя в душе за правильную стратегию беседы и вышел из комнаты.