– Да, дружище. Нет претензий, всё понимаю, без обид! Если хочешь, я завтра…
Он крайне вежливо положил трубку. Мне поначалу пришлось сделать то же самое. Потом я сообразил, что, пожалуй, могу набрать ещё кое-кого, кто позаботится о Захарии.
– Анастасия?
– О, Абифасдон, – радостно откликнулась жена моего друга. – Так приятно, что вы позвонили. Что-то случилось?
У меня от её голоса безвольно ноги подкашиваются. Если бы она подрабатывала в компании «секс по телефону» и просто читала вслух таблицу умножения, то и тогда бы у неё от клиентов отбоя не было и в очередь записывались бы за месяц вперёд.
– Да так, ничего особенного. – Я с большим трудом взял себя в руки. – Тут, понимаете ли, такая ситуация…
– Я чем-то могу вам помочь?
– Нет. Да. То есть я почему-то подумал, что если вы…
– Всё, что в моих силах! Поверьте, мне будет приятно оказаться полезной.
По-моему, я потёк минуты на полторы, в смысле горло перехватило, сердце остановилось, а на лбу выступил холодный пот. Задница Вельзевулова, вот что они делают с нами одним только голосом?!
– Абифасдон? Э-э-э, вы в порядке?
– Да! Да-а! Я жив-здоров и бодр, как сто коров, – дурацким срывающимся фальцетом пропел я, скрипя зубами и ненавидя сам себя. – Вы не могли бы… короче, меня резко вызывают на работу, а малыш дома один.
– А-а, вы хотите, чтобы я с ним посидела?
– Как бы… если не затруднит, разумеется, то есть раз вы заняты, но… я пойму…
– Абифасдон, – она рассмеялась так, словно ключевая высокогорная вода лилась с радуги в хрустальный фужер, – я буду просто счастлива провести время с вашим чудесным сыном. Если, конечно, ваша супруга не будет против.
– Да эта лахудра где-то шляется! Бросила нас с ребёнком, и вообще…
– Я передаю ей трубку.
– Дорогой, – в телефоне неожиданно раздался страстный голос Азриэллы, – мы тут вместе прошлись по магазинам, и, как говорят в Одессе, я таки имею шо вам спеть.
Дальше минуты две я слушал такой отборный мат, что самый упёртый уголовник, самый пьяный грузчик, самый утончённый филолог дружно застрелились бы от зависти. В общем, если кто ещё не понял, то подменять меня у колыбельки Захарии никто не собирался.
Нет, не так, не совсем так, даже если первоначально и собирался, то теперь уж точно не будет. Облом за обломом, а тут ещё позвонили из конторы, в самых нелицеприятных выражениях сообщив, что будет с моей практически безукоризненной карьерой, если я сию же минуту не отправлюсь брать грешника.
Что мне оставалось? Через пятнадцать минут я вышел из дома со складной коляской наперевес и, кое-как отсоединив корзину с младенцем, закрепил её на заднем сиденье. Колёса и рама уместились в багажнике. Можем ехать.