– Чувствуй себя как дома, – говорит Чернышев. – Там в холодильнике для тебя кой-какие припасы. Если хочешь, в баньке попарься. Утром, после десяти, пришлю за тобой машину.
– Спасибо, старина.
– Да не за что. Мой человек позвонит в дверь так: точка-тире-точка. Ну, отдыхай, а я поехал.
Он кладет ключи на тумбочку в прихожей и уходит. Заперев за ним дверь, я направляюсь в ванную и принимаю душ.
После застолья в гостях у Миронова ужинать мне совершенно ни к чему. Застилаю широкую двуспальную кровать в комнате напротив сауны и укладываюсь спать.
Вымотался за день изрядно, и все же мне не спится, в голову лезет всякая мелкая ерунда. В частности, мои мысли поневоле крутятся вокруг надутого хама Соколова. К сожалению, без таких типов в нашем деле не обойтись. Бюджет российской внешней разведки официально равен ста миллионам долларов, это в двадцать раз меньше, чем у ЦРУ. А подставные фирмы вроде соколовской не только служат отличным легальным прикрытием, но и дают совершенно неподконтрольный Думе доход. Ведь уже не секрет, что пьянчугу Эймса, который на корню продавал цээрушников за пару миллионов долларов, разоблачили благодаря утечке финансовых раскладок из комитета Думы.
А с Соколовым у меня застарелая взаимная нелюбовь с первого взгляда. Службу я начинал в спецгруппе ГРУ, занимавшейся в восьмидесятых годах устранением нежелательных политических фигур. Возможно, он чует, что я тогда охотился на дичь его пошиба, только не в пример крупнее. И что иногда на меня накатывает соблазн применить полученные навыки, хотя всячески стараюсь не подавать вида. Поначалу «Черная звезда» показалась мне дешевой газетной выдумкой. Но идеи носятся в наэлектризованном воздухе, и не один я обучен стрелять без промаха.
Немного помаявшись, встаю, ищу пепельницу, снова ложусь в постель и закуриваю.
К куреву я пристрастился в спецбольнице. Раньше не одобрял этой дурной привычки, однако там ею обзавелся, глядя на бритоголовых неизлечимых психов, которые трясущимися пожелтевшими пальцами выбирали окурки длиной с ноготь из большой консервной банки, служившей в сортире отделения пепельницей. В неволе, будь то тюрьма, казарма или дурдом, люди начинают свихиваться на легкодоступных маленьких удовольствиях вроде сосания леденцов или курения.
Вот и начал смолить, поскольку занятий у меня других не намечалось, а деньги на ларек мне выдали из моих же карманных. Но еще штука в том, что табачный дым напоминал мне о женщине, с которой сблизился в Риге. Была она заядлой курильщицей.
Прошлого не вернуть, а в жизни слишком многое складывается не так, как в душещипательном телесериале. Сейчас мы снова в одном городе, однако вряд ли увидимся, и это к лучшему. Да, к лучшему. К лучшему…