Вообще-то в этих словах была доля истины, но только доля, да и, честно говоря, это было не его дело, а потому я возразил:
— Никто никого не увозит. Но все должно быть по закону. Самосуда я не допущу. А раз уж ты такой храбрый, давай — я снимаю с него наручники, и ты разбираешься с ним. Один на один.
Туг у меня за спиной дергался и трясся, и я боялся, что он завопит: «Не надо!» — и тем испортит мне всю наглядную агитацию. Но он, видно, был так напуган, что из горла его несся какой-то нечленораздельный хрип, который мой противник принял, видимо, за угрожающее рычание. Он стушевался и исчез в толпе.
Впрочем, толпа все напирала. Люди уже здорово разогрелись, урезонить их было невозможно — они шумели и размахивали кулаками. Не знаю, что бы было, если бы из-за угла не выехала, воя и сверкая мигалкой, полицейская машина.
Двое дюжих полицейских с электрическими дубинками в руках сдерживали напирающую толпу, пока мы с Карсом заталкивали арестованного в машину. Бедняга уже сообразил, что дело — швах, и даже не пытался сопротивляться.
Наконец дверцы захлопнулись, и автомобиль, по-прежнему гудя и мигая, медленно двинулся по набережной. Разъяренные граждане заглядывали внутрь, стучали кулаками по бронированным стеклам, но все же, хоть и неохотно, расступались, давая нам проехать. Наконец мы оставили возмущенную толпу позади, и машина, вырвавшись на простор, набрала скорость. Арестант так и сидел, зажатый между двумя стражами порядка в касках и бронежилетах.
Один из них покосился на пленника.
— Вот это — туг? — недоуменно спросил он. — Этот хлюпик?
— По всем показателям — да, — сказал я, — но наверняка еще неизвестно. Приедем в участок, обработаем его.
— Оставьте его со мной наедине на пару минут, — сказал полицейский и бросил выразительный взгляд на свои здоровенные кулачищи. — Уж я его обработаю!
— Не боись, — успокоил я его, — мы и сами кое-что умеем!
Человечек в наручниках охнул и закатил глаза.
Машина миновала шлагбаум и остановилась перед дверью участка. Доблестные стражи порядка направились к себе, а мы повели нашу «жертву» в родной отдел.
Антон, который по такому случаю отменил воскресный отдых в семейном кругу, уже ждал нас у двери камеры.
— Все-таки взяли, — проворчал он, бегло оглядев нашего пленника. Но я отлично знал, что от его небрежного, ленивого взгляда не ускользнула ни одна мелочь.
— Что, обязательно было поднимать такой шум? Вы же переполошили половину города!
— Может, и нет, — сказал я честно, — промашка вышла. Но мы боялись, что на него накатит и он опять что-то натворит. Это он с виду такой тихий.