Погладив шмуни и заглянув им под крылья, людомар не нашел там жижицы. Поняв, что время еще есть, Сын Прыгуна стал осторожно спускаться к подножию мека. Он снял наконечник с небольшого копья – хара – и разобрал его так, что получилась длинная плевательная трубка.
Яркий солнечный свет, правивший бал на вершинах крон; зной, опадавший с небес на Чернолесье, уже в пятнадцати локтях ниже уровня крон превратился в серость и прохладу, а двадцать пять локтей спустя, в полумрак и удушливую холодную сырость. До подлеска солнечные лучи и вовсе не проникали, навеки оставив его обитателей во власти полумрака.
У корней мека слышалось копошение. Пять небольших продолговатых телец, перебирая четверкой длинных костлявых ног, беспокойно мельтешили у выступавшего в сторону корня. Это были лювы – падальщики Чернолесья. Смрад, донесшийся от них, дал людомару понять, что пиршество по пожиранию разложившегося трупа почти подошло к концу.
Падаль в Чернолесье была явлением необычным. Под кронами Черного леса наплодилось столь много ртов, что даже и изглоданные кости оставались лежать недолго. Удивительным для людомара было то, что падаль пролежала здесь с раннего утра. Все тот же нюх доносил, что падалью была молодая древоедная змея.
Сын Прыгуна приставил плевательную трубку ко рту и навел ее на одного из лювов.
Вдруг удар потряс лес. Лювы и сам людомар вздрогнули от неожиданности. Слух без труда определил, откуда донесся звук, – это жижица в виде капли выскользнула из-под крыльев одного из шмуни. Мгновение длилось это расследование, но его хватило для того, чтобы лювы исчезли под землей.
Людомар поднялся. Сегодня лес не позволил ему взять свое, – такова воля Зверобога!
Пришло время продолжить путь.
***
– Омкан-хуут, – глаза людомары расширились, явив миру красивое сочетание разноцветия контура зрачка: один в другом поселились в нем тьма ночи и червонное золото рассвета, бирюза безбрежных небес и сухая серость приближающихся сумерек.
Людомар кивнул сестре.
– Мы должны уйди, – сказал он. – Так учил отец. Так учил Светлый. Омкан-хуут не даст нам жизни, мара.
Сестра прикусила губу, зажмурилась и отвернулась. Она отошла к краю площадки, на которой располагался донад, и поправила на ветке тело неуклюжего жука, задние лапки которого соскользнули с листа и зацепились так, что не давали ему взобраться обратно.
– Никак не остаться? – спросила она с надеждой в голосе.
– Нет. Он придет сюда. Надо уйти. Светлый сказал, сегодня их много; он сказал, они наводнили Великолесье; он сказал, их становится все больше и больше.