– А тебе самому как называться хочется? – спрашивает Астя.
– Сам я к Захару привык, – говорит Захар. – Только два Захара – это не один Захар, а как-то больше.
– Тогда лучше я буду называться Заром, как раньше, – говорит другой Захар. – Это я так назывался, когда ещё на острове жил, а когда сбежал, Захаром стал. А раз ещё один Захар появился, то я просто Заром буду, как раньше, а не как потом. Так что я теперь Зар, так меня и называйте.
– Как-то ты разволновался, – говорит Астя. – Разговорчивым стал.
– Это у меня имя разговорчивое, – говорит Зар.
Мы, радостные, из штаба вылезаем, смотрим – а полезная штука всё падает и на ходу превращается в вредную штуку, потому что никто уже двигаться не может и дышать приходится этой самой полезной штукой, потому что завалило ею всех с головой.
– Мы двигаться хотим! – кричат все гости, и через эту полезную штуку прокрикивается хорошо. – Мы ещё не допраздновали! Мы даже чай только наполовину разлили!
Мы из полезной штуки склепали останавливатель полезной штуки, остановили её падение и кое-как через завалы оставшейся полезной штуки до спящего волшебника добрались.
– Кимка! – кричит он, проснувшись. – Астя! Какие-то вы странные. То вас годами не видно, то сразу после сна появляетесь.
– Потому что нечего спать! – кричит Астя. – Убирать кто будет?
– А, – отмахнулся волшебник. – Полезного много не бывает, поэтому оно само минут через пять пропадёт.
– А мой рюкзак? – испугалась Астя.
– Видно будет, – недовольно говорит волшебник.
И только я хотел на всякий случай что-то полезное сделать, как улица расчистилась и деревья ветками закачали, как от ветра сильного. У Асти рюкзак остался, и даже снеговики остались, и всё, из полезной штуки сделанное, тоже. И даже у Зара имя осталось прежнее. И я говорю:
– Тогда мы домой пошли, родителей навестить, а то праздновать можно сколько угодно, а дома мы редко бываем.
Приходим домой. Астя в свою дверь вошла, мы с Демидом и Захаром – в свою, а Зар на лестничной клетке нас ждать остался как самый непричастный. Тут из какой-то квартиры тётенька высовывается и говорит:
– Пойдём, Зар, ко мне, а то что ты на лестничной клетке стоишь, как африканец какой-то.
А мы в дверь-то зашли, но дальше продвинуться не можем, потому что кремовые, пока я отсутствовал, раздваивались, раздваивались, и теперь вся квартира ими забита оказалась.
– Кимка! – кричит мне мама. – Ты, как старший, этих кремовых убери куда-нибудь, а то у нас уже второй месяц изображение плохое, почти ничего не видим, только по звукам в телевизоре догадываемся.