Часть пятая. Письма. Письма. И…
3.
Что со мной? Что это за странное место? Неужели я в бреду, и как давно я уже без сознания. Комната. Темная, страшная комната. Пыток. Кто-нибудь, услышьте меня, прошу! Отпустите. Меня дома ждут. Март… Маа-аарт! Мааааа-аарт! Выпустите меня…
Девушка в белом длинном платье стояла у открытого окна. Погода была тихая. Безветренная. Немые улицы, немые стены. Только ее голос. Красивый, редкий, дрожащий. Тишина, от которой закладывало уши. В ней невозможно было расслышать собственных слов. Где я? Что со мной произошло? Она была напугана.
В дверь постучались. А затем зазвенели ключи.
Кто она? Почему она позволяет себе на меня так смотреть? Я не могу пошевелиться. И отвести взгляд от нее. Не могу. Не хочу. Перестаньте! Она отдаляется, я даже не в силах моргнуть. Она приближается снова. Закройте мне веки!
– Он меня предал. Ты не знаешь его, никто его не знает. Он смотрит на меня, а я хочу поддаться. Ослабить. Ты не знаешь, каково это – быть пятном на стене. Ты даже представить не можешь… Он целует мне ноги, а я наступаю на его лицо. На его грудь, на его живот. У меня внутри все переворачивается, я сдерживаю слезы. Я хочу упасть к нему и жалеть. Гладить его. А вместо этого еще сильнее его унижаю. Я его хороню, с каждым днем понимая, что сама погружаюсь в ту самую почву.
Ляля присела.
– Я гладила блузку вчера, а он подошел и стал сзади. Обнял. Я промолчала. Он положил свои руки на блузку. Я закрыла глаза. Он кричал. Его так трясло, а он до последнего свои пальцы держал на доске. Тонкие, музыкальные пальцы. Я убрала утюг, красиво осанку держа, и повесила блузку на плечи. Он знает, как она мне дорога. Я сожгла ему руки, чтобы больше никогда ее не надеть.
4.
Он был с ней аккуратен, как с хрупкой вазой из хрусталя. Обходительно расправил ей волосы, провел указательным пальцем по лбу. У ее правой руки положил большое, молочного цвета, перо.
– Что у тебя с руками?
Огромные желтые волдыри, размером с каштан. Казалось, если проткнуть хоть один, из него потечет жирная, липкая жидкость. От которой становилось тошно. Девушка в отвращении сморщилась. Сжала зубы и перевела взгляд на потолок.
– Я обжегся. Не смотри на них. Мои ладони чисты, тебе будет приятно.
Он достал свое перо с красочными чернилами и поставил у ее лица. Если бы его спросили позже, как она выглядела, его новая муза, он бы ответил – не помню. Он не соврал, ему действительно было не до нее. Достать все, что давило низ живота, и выплеснуть в нее. Перевести дух и выставить ее за дверь.
Это была его первая работа, когда он позволил себе осквернить свою картину. Свое дитя. Он рисовал у нее на лице черную ступню, а низ шеи окрасил коленом. Грудь и живот – темные следы от той самой ступни. Небольшого размера. А когда закончил, он бросился ее целовать. Выпачкал волосы и лицо. Губы ощутили кислый, неприятный привкус.