Заломив руки, она упала на постель и зарылась лицом в подушки.
— А ты, Джон Купер? Ты так же думаешь, как твоя жена? — обратился к фермеру шофер.
— У меня от всего этого просто мутится в голове, — ответил тот тихо. — Элизабет права! Горе и стыд — вот что я чувствую! Когда мы на Эльбе братались с советскими солдатами, мы клялись друг другу не допускать больше братоубийственной войны, мог ли я тогда думать, что через своего сына стану клятвопреступником? Когда его призвали в армию, еще и речи не было ни о какой Корее! Тогда мы еще гордились тем, что мы — американцы. А теперь?
Но вы устали с дороги. И Сэм еле сидит на своем стуле. И с вами какие-то дети. Я принесу вам хоть молока, что ли. С этим горем, что на нас свалилось, мы даже не подумали об обеде. А что за ребята, которых ты привез?
— Я их подобрал в Чарльстоне. У них здесь никого нет. Они помогли мне выручить беднягу Сэма.
— Боже! Какой у меня беспорядок в доме, — воскликнула, возвращаясь, Элизабет Купер. — Садитесь, Сэм. Здесь вам будет удобнее.
Она придвинула к столу деревянное кресло с высокой спинкой и подложила маленькую подушечку под аккуратно перевязанную голову пострадавшего.
— Бели мой старик наколет дров, я постряпаю что-нибудь на скорую руку. Кажется, в кладовой у нас еще есть кое-какие продукты.
Она переступила порог комнаты и увидела стоявших в прихожей Васю, Валерика и Кюльжан.
— Чьи это дети? — обратилась она к мужчинам. Но никто не успел ей ответить: в комнату с громким плачем вбежала девушка лет шестнадцати. Ее клетчатая косынка сбилась набок, открывая влажные завитки волос, прилипших ко лбу. Маленькие загорелые ноги были покрыты пылью, ворот простенького полосатого платья разорван.
— Джен! Что случилось? — воскликнула Элизабет. Всхлипывая, та рассказывала, что в их дом ворвались полицейские и заявили, что их ферма продана с молотка в уплату долга страховому обществу и чтобы они убирались, куда хотят. — Я побежала к вам. Неужели за нас никто не вступится?
По угрюмому молчанию мужчин, по их потупленным взглядам девушка поняла, что ее несчастье непоправимо и, вновь залившись слезами, опустилась на ступеньки крыльца.
— Скоро дойдет очередь и до нас, — с горечью сказал Купер. — Мы ведь тоже задолжали банку столько, что никогда не сможем расплатиться.
— Все-таки мне не нравится, что посторонние, хоть и дети, вертятся вблизи нас во время таких разговоров, — опять сказал Купер. — Я отошлю их пока к соседям. У них как раз сейчас собрались ребятишки, и они во что-то играют. У меня возникло еще много вопросов к тебе, Джоржи, и я хочу быть уверен в том, что нас никто не подслушивает.