Ещё Невзороф разводил пчёл и умело пользовался дымокуром. Бывало, разведёт дымокур и прежде, чем идти с ним к ульям, испробует его на Майе Пешковой: подкрадётся сзади, пыхнёт дымом ей под юбку и смотрит, как из Майи Пешковой долгие часы исходит дым, и кажется, что это изба, которая топится по-чёрному. Пчёлы у Невзорофа были особенные, очень ценились меды такими гурманами, как Матвей Ганапольский, Виктор Шендерович, Сергей Пархоменко и Юлия Латынина. Юлия Латынина была большой притворщицей. Бывало, съест ложечку мёда и говорит: "Вкушая, вкусих мало мёду и се аз умираю". И Ганапольский с Шендеровичем кидаются ей на помощь, начинают откачивать, делать искусственное дыхание, бить под рёбра, щипать, тушить об неё сигареты, пока Юлия Латынина не откроет глаза и томно не произнесёт: "Ох, как долго я спала". Дело в том, что мёд, который они покупали у Невзорофа, был особый. Пчёлы собирали этот мёд на искусственных кладбищенских цветах. Они летали по московским кладбищам, садились на венки, брали взяток и сносили в ульи. Мёд, который выкачивал Невзороф из этих ульев, был сортовой: мёд ваганьковский, мёд новодевичий, мёд котляковский, мёд троекуровский. А в маленькой баночке для особо уважаемых клиентов, таких, как вице-премьеры Дворкович или Шувалов, хранился мёд, добытый пчёлами-дальнобойщицами на Арлингтонском кладбище.
Раз в год Александр Глебович со своим товаром отправлялся на ярмарку. Торговля шла успешно, и Невзороф получал большой барыш. На вырученные деньги он обычно покупал то, что необходимо в его крестьянском хозяйстве: несколько штук сукна, две-три головы сахара, брал в лавке колониальных товаров индийский чай, покупал швейцарские часы с кукушкой. А тут вдруг увидел в лавке ружьё. Он никогда не стрелял из ружья и решил приобрести его. Спросил у продавца, как им пользоваться. Тот научил его засыпать порох, класть пыж, насыпать дробь. Невзороф прихватил с собой купленные вещи, сел на подводу и, покрикивая на запряжённого Виталия Дымарского "ну, мёртвая!", поехал прочь из города.
Оглядевшись, увидел, что далеко в полях торчит колокольня. А он, надо сказать, никогда не любил церкви. И решил сбить эту колокольню. Достал ружьё, засыпал в ствол пороху, подумал, что мало, ещё насыпал. А потом ещё и ещё. Все стволы забил порохом. Положил сверху пыж, насыпал дроби, прицелился в колокольню и нажал на курок. Раздался страшный взрыв, ружьё разнесло вдребезги. Невзорофу выбило глаз, сломало скулу, оторвало руку, вышибло часть мозга. Оглушённый, он упал на дорогу и долго лежал. Когда же пришёл в себя, оклемался, встал, ощупал свои раны, то произнёс: "Ну и ну. Если ружьё тут такое натворило, то что же оно наделало с церковью". Вздохнул и отправился в Александровскую слободу.